Варварские нашествия на Европу. Германский натиск - Люсьен Мюссе

Одна из главных трудностей в истории нашествий связана с интеллектуальной позицией, унаследованной от античности. При встрече с новым этническим наименованием историография всегда испытывает нерешительность: если на полке библиотеки прославленных авторов она отыскивает уже ставшее привычным название, то использует его в качестве замены. Отсюда, как можно догадаться, неточности и систематическое обращение к «обноскам», под которыми нет ничего конкретного.

Эта тенденция коснулась главным образом степных народов: готы были окрещены гетами, гунны переряжены в скифов, а авары стали гуннами. Долгое посмертное странствие совершили также маркоманы, квады и сарматы. Вандалы в агиографических рассказах выступают в качестве удобного подставного лица на месте всех мыслимых завоевателей Галлии, как и аланы. Литературным термином, обозначающим франка, стал сикамбр. Лишь лангобарды и саксы избегли подобного маскарада.

Еще одной темой для исследования могла бы стать иконография завоевателей-варваров. Ценная документация собрана в отношении готов[265]. Вожди и простые солдаты носили характерную прическу: длинные волосы закрывали часть лба, а ниже ушей закручивались на своеобразные «бигуди». У вандалов Куртуа нашел только тексты, одну утраченную мозаику и одну спорную[266]. Если не считать вклада погребальной археологии, то о других народах мы знаем не больше. Следовало бы одновременно изучить исчезновение в триумфальной иконографии (которая сохранилась на Востоке) классической фигуры варвара, унаследованной от эллинистического образа галата, и ее замещение реалистическими изображениями, вроде готов на обелиске Феодосия в Константинополе.

Отношения Рима и варваров в V в. редко рассматриваются в контексте дипломатической истории[267]. Каким образом осуществлялись контакты между Римом и варварскими королями? Следовало бы провести исследование на тему посреднической роли священнослужителей: нам известно о встрече папы Льва с Аттилой, правда, в сопровождении высокопоставленных чиновников; о действиях святого Германа Оксеррского в борьбе против багаудов и британских сепаратистов, о епископах, служивших посредниками между готским королями Тулузы и Империей. Какому церемониалу при этом следовали[268]?

Каково было значение выплачиваемой Римом дани: не только ее размеров, но и содержания (кажется, скандинавы никогда не соглашались принимать triens, а только aurei[269]), источников и эффективности этих выплат? Можно подсчитать, сколько получили от Рима Аларих, Гензерих и Аттила, но на что эти суммы тратились? Разумеется, главным образом на покупку продовольствия и оружия, но еще их копили, снаряжали на них посольства, может быть, приносили в дар. Представляется, что в отличие от того, что имело место в конце движения викингов, их экономическая ценность была отрицательной.

Надо изучить и другую похожую практику — институт предоставления заложников в обеспечение faedus — обычное явление на протяжении всего V в. В 418 г. один сенатор, родственник будущего императора Авита, был передан вестготскому королю. Аэций в молодости был заложником у Алариха, а затем при дворе гуннов; в 448 г. его сын был отдан Аттиле вместе с сыном одного сенатора. Значимость этих эпизодов для подготовки взаимопонимания между варварскими королями и римской аристократией видна главным образом на примере Аэция.

Следовало бы лучше установить, в какой степени римляне могли снабжать германцев информацией, советами или даже руководством в ходе их переселения. Сложные операции почти неизбежно требовали такого сотрудничества.

Можно быть уверенным, что именно пятеро Hispani (испанцев), прибывших в Африку вместе с Гензерихом[270], помогли ему переправиться через Гибралтар. Для Теодориха переход его народа через Балканы в Италию и штурм limes Фриули определенно облегчался присутствием рядом с ним римлянина Артемидора, родственника императора Зенона, которого он вознаградил должностью префекта Вечного города. Таким образом, еще до стабилизации завоевателей римский правящий класс подготовил себе то место, которое впоследствии занял при дворе королей, осевших на землях Империи. Мы часто обнаруживаем, что великие идеи германских королей на самом деле принадлежат их римским советникам, за миролюбивой политикой Эвриха в Аквитании стоит Лев Нарбоннский, за деятельностью Теодориха в Италии — Кассиодор, за франкской экспансией в Южную Германию при Теодеберте — Парфений и т. д.[271] Даже Аттила, возможно, имел римского вдохновителя — своего секретаря Ореста. Было бы интересно выяснить, откуда появились эти реалисты, двигали ли ими экономические интересы или одно честолюбие и не имели ли они, в глубине души, задней мысли послужить Риму руками варварского короля (так, определенно, обстояло дело в случае Кассиодора, Боэция и Парфения).

В заключение не упустим из виду потенциальную опасность, которую представляет для историка манипулирование этими коллективными абстракциями — готы, франки, вандалы. В интересующую нас эпоху ни один из этих народов не существовал в чистом виде, все они состояли из разных компонентов, порой неожиданных. Африканские вандалы по большей части были асдингами, но, кроме того, в их составе имелись силинги, аланы, какое-то количество свевов и испано-римлян. К вестготам и бургундам присоединялись и азиатские группы. Остготы Теодориха привели с собой ругов, а в Италии поглотили скиров, герулов, каких-то аламаннов и даже скандинавских искателей приключений. То же самое происходило повсюду. Уже одно это обрекало институты, принесенные каждым народом, на сопоставление и адаптацию и подготавливало путь к примирению с римлянами.

При приближении варваров, в начале V в., городам не нужно было окружать себя стенами: все это уже было сделано либо еще в эпоху Ранней империи, либо в период кризиса III в., а те, что не имели защиты, давно погибли[272]. Достаточно было восстановить эти укрепления. Эти работы, не имевшие большого размаха, не оставили заметных следов, если не считать Африки, избежавшей предшествующих испытаний. Варвары обычно продолжали содержать в порядке городские стены, которые, таким образом, сохранились в целости до средних веков. Очень редки были случаи, когда из недоверия к враждебному городскому населению они разбирали городские укрепления (как поступили вандалы с Типасой в Мавритании).