Варварские нашествия на Европу. Германский натиск - Люсьен Мюссе

Данная книга составляет единое целое с томами XIII и XIV[1], один из которых посвящен институциональным и политическим, а другой — экономическим и социальным проблемам. Поэтому мы ограничились самыми краткими экскурсами в эти сферы, и лишь тогда, когда это казалось необходимым для понимания варварских нашествий, являющихся темой нашего изложения. Вопросам литературы и искусства также было уделено лишь очень небольшое внимание.

Если в книгах I и II нашей задачей было не упустить ничего важного, то книга III является итогом долгого отбора, иногда достаточно субъективного. Мы постарались отдать должное самым разнообразным проблемам, надеясь взглянуть на варварский мир под правильным углом зрения. Географических, лингвистических и социальных аспектов завоеваний мы сознательно касались чаще, чем проблем, связанных с критикой источников, хронологией и политической интерпретацией. Как нам представляется, в работе медиевиста формирование общего исторического подхода должно главенствовать над чисто техническими вопросами. Наконец, хотя автор данной работы выступал скорее как представитель своего поколения историков, чем поборник собственных идей, мы не раз поддались искушению выразить личное мнение, хоть не всегда хватало места, чтобы его обосновать или подкрепить научными доводами. Наша тема, связанная с изучением непрерывного процесса, препятствовала установлению точных хронологических рамок. Мы обращались к каждому народу-завоевателю незадолго до того момента, когда он приходил в движение, чтобы расстаться с ним на следующий день после его окончательного поселения или исчезновения. Этим прежде всего и объясняются совершенные нами противозаконные вторжения в период до рокового 476 г., отмечающего собой границы компетенции западноевропейского медиевиста. Просим читателя великодушно простить нам эту вольность.

Стабильность населения Западной и Южной Европы, которую мы с такой легкостью принимаем как непреложный факт, представляет собой явление, возникшее относительно недавно, а Восточная Европа до сих пор не достигла этого состояния. Традиционный взгляд расценивает период «Великих нашествий» как смутный период между двумя эрами нормальной стабильности — древнеримской и нашей. Мудрее было бы встать на противоположную точку зрения и счесть римскую эпоху исключением, полосой штиля посреди водоворота завоеваний.

Тем не менее будет ли несправедливым выделить из всех этих нашествий лишь те, которые имели место после распада Римского государства? Нет, так как между последними нашествиями древней истории и теми, к изучению которых мы приступаем, существует немаловажное различие. Римским завоеваниям предшествовали миграции, исходившие из Центральной Европы и отчасти ориентировавшиеся по оси Запад — Восток: речь идет о перемещении кельтов на запад — в Галлию и Британию, на юг — в Италию (взятие Рима в 391 г. до н. э.), на юго-восток — в Грецию (захват Дельф в 278 г. до н. э.) и Азию (оседание галатов около 275–270 гг. до н. э.). Начиная с середины III в. до н. э. и главным образом со II в. н. э. Великое переселение шло с Востока на Запад или с Северо-Востока на Юго-Запад. Римские завоевания, а затем сооружение рейнского и дунайского limes[2]на время сдержали проявления этой новой тенденции, появление которой служит отправной точкой нашего исследования.

Это начало кризиса, но когда он закончился, установить сложно. Рассматривая факты в европейском масштабе, мы не можем поставить точку на эпохе, когда в Галлии установилось владычество франков. Примерно в конце VI в. имел место еще один взрыв первостепенного значения, отмеченный вторжением лангобардов в Италию, проникновением авар в Паннонскую низменность, прорывом славян за Дунай. С точки зрения исторических последствий практически невозможно отделить от него мусульманскую экспансию VII и VIII вв. в Африке, затем в Испании и Галлии, или набеги средиземноморских пиратов, которые продлили его историю до XI в. И почти тотчас же к натиску ислама присоединились два других движения: походы викингов (которые в своей окончательной форме начались около 790 г. и продолжались без явных перерывов, по меньшей мере, до 1066 г.) и экспансия венгров (охватывающая период примерно с 875 по 955 г.). Точно так же было бы несправедливо не включить в этот список, как последнюю волну Великих нашествий, монгольскую экспансию XIII в., докатившуюся до Руси в 1237 г., а Венгрии в 1241 г.; но поскольку она почти не затронула Западной Европы, находящейся в фокусе нашего интереса, мы в другом томе доведем данное исследование до середины XI в.

В эту бурю, продолжавшуюся семь или восемь веков, оказались втянуты самые разнообразные народы. Переплетение их взаимоотношений настолько сложно, что далеко не всегда можно сказать, кто несет основную ответственность за то или иное передвижение. Волна IV–V вв. вынесла вперед главным образом германцев; однако в ее возникновении решающую роль сыграли тюрки (гунны); свою лепту внесли и иранцы (аланы) с кельтами (скоттами). Волна VI в. одновременно бросила на Запад германцев (лангобардов), азиатов (авар) и массу славян. Волна IX в. коснулась — правда, в основном на ограниченных территориях — скандинавов, арабов, берберов, народов финно-угорской группы, тюрков… Следовательно, исследовать надо скорее большие хронологические пласты, нежели этнические группы.

У столь продолжительного и сложного процесса причины могли быть настолько же непростыми. Для каждой большой волны в настоящее время различается несколько общих факторов. Наиболее очевидные из них — слабость поздней Римской империи в V в., неудача освободительных войн Юстиниана в конце VI в. и упадок империи Каролин-гов в конце IX столетия. Но как можно объяснить нашествия причинами, которые имеют отношение только к обороняющимся, но не к нападающим? Да и невозможно, даже в случае такого своеобразного народа, как гунны, свести их миграцию к одной причине. Толкнула ли их на Запад китайская политика в Верхней Азии, или прельстило большее богатство западных степей, «черной земли»? Гнала ли их нависшая за их спинами угроза со стороны других кочевых народов? Или просто манила добыча? Конечно же, все эти причины имели место. Кроме того, мы считаем разумным с самого начала отказаться от любого глобализма в поиске объяснения: от упрощенного и любимого средневековым духовенством подхода, который относит все за счет полигамии (ложно истолкованной как фактор демографической экспансии) и ненависти к христианству, а также и от более современных толкований, отыскивающих причину любых миграций либо в отношениях Китая с соседями, либо в климатических изменениях.