Советские партизаны. Легенда и действительность. 1941-1944 - Армстронг Джон

Наличие госпиталя, эвакуация самолетами и присутствие медицинского персонала положительно влияли на моральное состояние партизан и заставляли людей с большей готовностью рисковать собой. Вместе с тем медицинское обслуживание имело один существенный недостаток: во время контрнаступлений немцев, когда значительно возрастало количество раненых, эвакуацию по воздуху, как правило, осуществлять было невозможно, а в госпиталях царила такая неразбериха, что нередко медицинское обслуживание для многих было недоступно.

Качество медицинского обслуживания сильно страдало от хронической нехватки медикаментов. Полк Гришина, один из лучших партизанских отрядов, для пополнения запаса медикаментов совершал набеги на находившиеся на оккупированной территории госпиталя. Бывшая медицинская сестра после войны рассказывала, что в отряде, где она работала, иногда медикаментов было много, а иногда они отсутствовали вообще. По ее словам, большая часть медикаментов поступала от врача, обслуживавшего немцев, а с советской территории их присылали в очень небольших количествах. Как правило, бинты стирали и использовали повторно. Обезболивающих лекарств всегда не хватало, и их расходовали очень экономно. Ощущалась нехватка мыла, и в качестве дезинфицирующего средства при хирургических операциях использовалась водка. Женщина-врач, дезертировавшая из партизанского отряда в июне 1943 года, говорила, что ее отряд получал в небольших количествах сыворотку для прививок против тифа и специальное мыло для борьбы со вшами. Она также утверждала, что приказами «из Москвы» запрещалось использовать медикаменты для лечения венерических заболеваний. В одном партизанском отряде десять мужчин и две женщины, заболевшие сифилисом, был расстреляны на том основании, что их в существующих условиях невозможно было вылечить. (Помимо чисто «медицинской», эта акция, несомненно, была мерой дисциплинарного воздействия.)

Уровень состояния здоровья партизан в целом трудно оценить. Немцам не удалось получить сведений о серьезном распространении эпидемических заболеваний. Вспышки тифа случались регулярно, но он был эндемичен в Советском Союзе. Один из бывших партизанских командиров писал, что чаще всего партизаны страдали от ревматизма, цинги, пеллагры, ожогов и зубной боли. По рассказам одной из бывших медсестер, партизаны по большей части обращались с жалобами на боль в животе и расстройство желудка. Основную угрозу здоровью представляли загрязненная вода, плохое и недостаточное питание и в меньшей степени нахождение на холоде и в сырости. Проблемы со здоровьем, видимо, были менее серьезными, чем того можно было ожидать. Однако захваченные документы со сведениями о численности полка Гришина указывают, что в 1942 году в результате болезни отряд потерял 261 человека, что составило 38 процентов от его общей численности в 737 человек. За тот же период в боях погибли 52 человека и 20 дезертировали. Потеря в результате болезни 27 человек в августе, 192 человек в сентябре и 29 человек в ноябре 1942 года наводит на мысль, что имела место эпидемия какого-то заболевания. Сведений о других подобных случаях обнаружено не было.

В партизанском движении, по всей видимости, самым важным лицом являлся командир бригады. В немецком тылу у него не было постоянного вышестоящего начальника. Получаемые им с советской стороны приказы высшего руководства, как правило, не были конкретизированы, а содержали лишь указания общего характера, при этом способы выполнения приказа оставлялись на его усмотрение. Сам командир часто являлся и создателем своей бригады. При отсутствии регулярного снабжения и притока новых бойцов размер и оперативные возможности бригады часто зависели от способности командира создать запасы оружия и продовольствия. Несомненно, важны были его энергия и способность находить новых бойцов и включать их в состав бригады. В определенной мере репутация командира, основанная на его способности накормить и вооружить своих людей, а также его качествах военачальника (умение добиваться успеха с наименьшими потерями), способствовала привлечению новых бойцов и повышению их боевого духа. Репутация командира также влияла на размер получаемой с советской стороны помощи. Эффективность всего партизанского движения в первую очередь почти целиком зависела от каждого в отдельности командира бригады. Бригада являлась главной точкой приложения усилий в управлении партизанским движением. Приказы высших эшелонов могли быть претворены в жизнь лишь командирами бригад. Поскольку каждая бригада действовала как самостоятельная единица, выполнение приказов напрямую зависело от энергии, интеллекта и мужества отдельного командира, причем в значительно большей степени, чем в подразделении регулярной армии, сравнимом по размерам с бригадой.

Принимаемые командиром бригады решения определялись постоянно оказываемым на него с двух сторон давлением: с одной стороны, на него оказывало давление советское руководство, требовавшее проведения смелых и полезных в военном отношении операций, с другой – он ощущал на себе пусть и пассивное, но крайне настойчивое давление массы партизан, которым нужны были гарантии личной безопасности и уменьшения риска. Почти неизменно ответом командиров на оказываемое на них давление снизу было стремление переиначивать получаемые с советской стороны приказы, фальсифицировать донесения и выбирать сравнительно безопасные задания, уклоняясь от важных, но более опасных. Существует масса примеров того, как командиры допускали, чтобы их бригады оставались пассивными, но практически не было командиров, которые поступали бы в точном соответствии с требованиями советского руководства. Лучшим командирам удавалось находить «середину», сохраняя военную активность своих подразделений и одновременно контролируя процесс сползания к полной пассивности путем сохранения ее в разумных пределах.

Поскольку партизанские бригады действовали самостоятельно, не существовало четких норм поведения офицеров и выполнения ими своих обязанностей. Советское руководство стремилось привести офицерский корпус партизанского движения в соответствие с офицерским корпусом Красной армии. В бригадах на всех уровнях командования были офицеры регулярной армии. Непрофессиональные военные – партийные работники и им подобные – получали соответствующие занимаемой ими должности воинские звания. В некоторых бригадах офицеры носили форму и знаки различия Красной армии. Одним из наиболее примечательных и в определенной степени парадоксальных результатов введения военных порядков явилось появление бюрократических тенденций в партизанском движении. Бригадные штабы иногда проявляли стремление к сохранению дистанции во взаимоотношениях с подчиненными им подразделениями, избегая личного контакта и полагаясь лишь на письменное общение, в результате чего партизанское движение превращалось, по меткому выражению немцев, в «лесную бюрократию». В подразделениях скапливалось большое количество папок с приказами, директивами и отчетами, а в ряде случаев бумажная работа занимала большую часть времени.

Но, несмотря на эти тенденции и попытки ввести военные порядки, корпус партизанских офицеров в ходе своего развития выработал определенные характерные особенности. В партизанской войне у советского руководства не было возможности управлять людьми лишь посредством делегирования властных полномочий и присвоения званий. В послевоенных мемуарах один из партизанских командиров писал: «Удерживать людей лишь силой приказов или решений партии, то есть полагаться исключительно на дисциплину, привитую властью командира или партийного руководства, долго было нельзя в подпольной работе»[160]. Ввиду относительной изоляции каждой партизанской бригады предпосылок для появления отдельного «класса» партизанских офицеров не существовало. Офицеры были склонны отождествлять себя с рядовыми бойцами своей бригады, а отнюдь не с офицерами других отрядов или партизанского движения в целом. Кроме того, ощутимые процессы расслоения существовали внутри самих бригад. Офицеры пользовались определенными привилегиями, но, как правило, весьма незначительными. В целом офицеры сталкивались с теми же трудностями и опасностями, что и рядовые. В результате они больше полагались на свою личную власть, чем на формально существовавшие армейские порядки. И хотя этот процесс, возможно, вызывал опасения у советского режима, он в значительной мере способствовал сплоченности партизанских отрядов. У офицеров и рядовых появлялись общие интересы, касавшиеся только их бригады. У многих, кто не выказывал особого энтузиазма в отношении общего дела, часто возникало чувство преданности своему отряду или командиру. Вместе с тем это вело к ослаблению контроля со стороны власти, поскольку офицеры и рядовые по обоюдному молчаливому согласию стремились уклониться от навязываемых им сверху директив или истолковать их в своих интересах.