Утраченное Просвещение. Золотой век Центральной Азии от арабского завоевания до времен Тамерлана - Стивен Фредерик Старр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прославленный Дом мудрости, институционально более скромный, чем поздние представления о нем, был по сути небольшим библиотечным и переводческим объединением. При этом в его стенах ученые находили время, чтобы сконцентрироваться, и свободу от материальных нужд и внешнего вмешательства.
Каким бы ни было щедрым такое покровительство, оно может быть успешным, только когда служба по поиску и найму талантливых людей работает на самом высоком уровне, и с этой задачей управляющие Домом мудрости справлялись отлично. Не будет преувеличением сказать, что они собрали в Багдаде лучших ученых за период между III–I веками до нашей эры, когда Александрийская библиотека в Египте содержала множество редакторов и ученых, и 1660 года, когда Лондонское королевское общество во главе с Исааком Ньютоном начало привлекать таких людей, как Джон Локк, Роберт Бойль, Кристофер Рен, Джонатан Годдард и Роберт Гук.
Насколько была важна роль аль-Мамуна в создании комфортной среды для процветания науки? Доказательства неубедительны, и их недостаточно. Но жизнь трех выдающихся братьев из Мервы и та роль, которую эти уроженцы Центральной Азии сыграли в Доме мудрости, доказывают наличие активной деятельности аль-Мамуна на интеллектуальном поприще. Братья Мухаммед (Абу Джафар), Ахмед и Хасан ибн Муса так тесно сотрудничали друг с другом в сфере геометрии, астрономии и механики, что стали известны как Сыны Мусы (Бану Муса). Их отец Муса ибн Шакир занимался ранее грабежом караванов в Центральной Азии, но позже обратился к науке. Аль-Мамун познакомился с этой семьей во время своего пребывания в Мерве и был настолько поражен выдающимися способностями сыновей Мусы, что вызвался стать их опекуном после смерти отца. Когда аль-Мамун уехал в Багдад в 819 году, дети Мусы были среди его свиты и оставались связанными с ним до самой смерти халифа. Они играли главную роль как в развитии библиотеки Мамуна, так и в его переводческой деятельности. Лишь немногие из научных инициатив, осуществленных в период правления аль-Мамуна, не были связаны с этими выдающимися людьми. Но организационная работа братьев блекнет по сравнению с их вкладом в науку.
В геометрии точкой отсчета для Бану Муса был великий греческий математик и изобретатель Архимед. Они пошли дальше своего учителя, впервые утверждавшего, что плоскость – есть поверхность, содержащая две прямые. Бану Муса разбили эти прямые на равные отрезки и использовали их, чтобы вычислять площади. Иначе говоря, в то время как греческие математики выражали площадь и объем более сложных фигур путем их «наполнения» простыми фигурами, Бану Муса непосредственно измеряли их. Они стали основателями арабской школы математики. Два века спустя копия их научного труда «Книга измерения плоских и шаровых фигур» была обнаружена в библиотеке в Испании и переведена на латинский язык Герардом Кремонским[426].
Будет неверно предполагать, что жизнь багдадских ученых состояла из непрерывных исследований. Власти обращались к ним время от времени для решения практических проблем, например Бану Муса были привлечены для проектирования каналов в новом городе. Были и другие проекты. Например, Ахмед, один из братьев, написал «Книгу о необыкновенных устройствах», в которой он описал около сотни механических игрушек и автоматических устройств. Этот обделенный вниманием ученых, но удивительный документ сравнивают с книгой набросков Леонардо да Винчи – настолько смелые и сложные устройства в нем описываются. Здесь были впервые описаны одно– и двухсторонние пневматические клапаны, автоматы, и множество хитроумных устройств, демонстрирующих невероятно творческий, но в то же время дисциплинированный и практический инженерный ум[427]. Механическая флейта Ахмеда, приводимая в действие с помощью пара, была названа первой программируемой машиной, это звание оспаривает «водный орган» братьев, работающий посредством взаимозаменяемых цилиндров[428]. В обоих устройствах Ахмед показал ту же изобретательность, которая привела к созданию (тысячу лет спустя) жаккардового ткацкого станка, механического фортепиано и, в конце концов, компьютера, работающего с помощью перфокарт. Братья также изобрели грейферный экскаватор, устройство, чтобы очищать воздух в шахтах и колодцах, противогаз, лампу типа керосиновой, лампу с автоматической подачей топлива и лампу с самобалансировкой.
Выдающаяся книга изобретений Ахмеда нашла читателей во всем мусульманском мире, но, кажется, не достигла Запада. Она была очень близка работе аль-Муради – андалузского ремесленника XI века, который создал собственную коллекцию невероятных механических устройств. Два века спустя аль-Джазари (1136–1206), курд из Анатолии, последовал той же традиции с еще одной подборкой изобретений, которые озадачивают инженеров даже в наши дни. В отличие от Ахмеда ибн Мусы, чья книга иллюстрирована примитивными набросками, Джазари был талантливым художником и показал свои изобретения с величайшей точностью[429]. И Муради, и Джазари черпали вдохновение у Ахмеда и признавали, что следовали за братьями. И в важных моментах их более поздние устройства в работе и тонкости по-прежнему отстают от изобретений старшего из Бану Муса.
Но случались и «внутрицеховые конфликты». Критиком Бану Муса выступал их арабский коллега, философ и эрудит аль-Кинди. Все свидетельства описывают этого уроженца Басры как тихого аполитичного стоика. Последователь греческого мудреца Эпиктета, аль-Кинди совершенствовал внутренний покой и в то же время был сторонником рационального подхода к поиску истины. Он был талантливым ученым, написал более двухсот трактатов по геометрии, медицине, музыке и даже криптологии. Многие считают аль-Кинди единственным арабом, получившим признание в области философии, и называют его арабским философом.
Почему братья Бану Муса вступили в конфликт с этим кротким человеком, мы, возможно, никогда не узнаем. Не исключено этническое соперничество, как и идеологические, а также политические разногласия. Через несколько лет после смерти аль-Мамуна трое братьев из Мерва начали деятельность, окончившуюся поражением аль-Кинди и конфискацией его библиотеки. Говорили, что в этом деле не обошлось без отца братьев-ученых, бывшего грабителя караванов.
Гораздо более серьезным был идеологический конфликт, который развязал сам аль-Мамун. Сначала это была дискуссия о некоторых неясных аспектах монотеистической теологии, но затем она вылилась в конфронтацию между сторонниками главенства разума с одной стороны и защитниками традиций – с другой. Ко времени затухания конфликта вера стала неприкосновенной, «предупреждающий флаг был вывешен» перед поборниками свободного разума, а в сфере идей халиф больше не имел никакой власти.