Утраченное Просвещение. Золотой век Центральной Азии от арабского завоевания до времен Тамерлана - Стивен Фредерик Старр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Имели ли переводы, оплачиваемые Бармакидами, еще и религиозные цели? Переводческая деятельность их семьи в Навбахаре, несомненно, имела целью продвижение буддизма. Зороастрийцы также переводили определенные религиозные тексты на арабский язык, используя их как средство распространения своих верований[405]. Но Бармакиды и двор Багдада выбрали для перевода в основном книги по медицине и философии. Таким образом, утверждение, что деятельность по переводу греческих научных текстов на арабский язык не преследовала явной религиозной цели, может быть верным, однако оно не означает, что переводы не имели никакого отношения к религии.
В конце концов, как пишет философ Джон Купер: «Древние люди считали философию единственной авторитетной основой и руководством для всей человеческой жизни»[406]. Теперь же это было именно то, что христиане называли религией откровения, а мусульмане – руководящим откровением. Иными словами, классическая греческая философия и ислам оказались на встречном курсе, с риском столкнуться. С течением времени и христианские, и мусульманские мыслители сконцентрировались на работах более поздних последователей Платона с его особым вниманием к нематериальному миру и душе в противоположность более материалистичным мыслителям греческой классической эпохи. И христиане, и мусульмане думали, что они объединили работы этих неоплатоников, но, возможно, верным было бы и обратное утверждение. С самого начала приверженцы обеих религий беспокоились, что философия становится не приложением к религии, а альтернативой ей. Конечно, эта идея распространялась очень медленно и не затрагивала большинство мусульман, особенно в Центральной Азии. Однако, когда это произошло, в мусульманском мире началось затухание не только классической традиции философии, но и греческой мысли в целом.
Оплачивая переводы, Бармакиды вскоре оказались вовлечены в книжный бизнес. Они представляли свои переводы будущим читателям, и те, естественно, хотели получить свой собственный экземпляр. Чтобы удовлетворить этот спрос, Бармакиды основали первую бумажную фабрику в Багдаде[407]. Один из сортов тонкой бумаги был даже назван в честь представителя рода Бармакидов[408]. Растущий спрос на книги также привел к необходимости увеличения числа переписчиков. Вскоре стали появляться книжные лавки и даже книжные аукционы, и Багдад превратился в центр по производству и продаже печатных изданий[409].
Переводческое движение, запущенное родом Бармакидов в Багдаде, являлось культурным достижением первого ряда. Впервые быстро растущий круг арабских читателей получил доступ к классическим авторам. Среди тех, чьи труды были переведены в течение века, – Аристотель, Птолемей, Евклид, Аристарх, Архимед, Никомед, Гиппарх, Герон. Чтобы проделать эту работу, халифат позаимствовал модель научного и переводческого центра, которую их предшественники Сасаниды много лет назад финансировали в Гундешапуре. Персы основное внимание уделяли трудам, полезным в практической деятельности, а не истории и беллетристике.
Столь же важной была роль, сыгранная Бармакидами. Благодаря их космополитизму и огромному опыту в Балхе и Мерве по переводам и культурному обогащению они ценили возможность создания мусульманского Гундешапура или Навбахара в Багдаде и использовали свои обширные ресурсы, чтобы воплотить эту идею в жизнь. Говоря об этих центрах перевода в Багдаде и Персии, историк Питер Браун справедливо отметил, что они представляли собой последний расцвет античной средиземноморской цивилизации[410]. Можно добавить, что Центральная Азия и ее жители сыграли в этом ключевую роль.
В противоположность арабским христианам в Сирии лишь немногие арабские мусульмане или жители Центральной Азии утруждали себя изучением греческого языка, не говоря уже о латинском. Теперь, по крайней мере для изучения некоторых областей науки, им и не нужно было их учить. Благодаря Бармакидам и ряду других людей, способствующих переводам, ученые имели под рукой почти полное собрание классических трудов по математике, геометрии, астрономии, физике, географии и медицине. Самыми известными среди античных авторов, переведенных на арабский язык, были ученые из Александрии Египетской времен Птолемея I (323–283 годы до нашей эры). Среди них особое распространение имели труды Евклида – его «Начала» стали основой для всех последующих работ по математике и геометрии. Именно перевод «Начал», осуществленный с помощью Бармакидов, позволил арабским читателям впервые познакомиться с трудами «отца геометрии». Евклид также был переведен еще одним центральноазиатским ученым из Мерва, Али ат-Табари (около 838–870)[411].
Отдавая дань уважения Бармакидам, особенно другу и визирю Харуна Джафару ибн Бармаку, относительно поддержки переводческой деятельности, которая в буквальном смысле изменила мир, необходимо также принять во внимание один нюанс – они и их преемники также решали, какие книги переводить, по их мнению, не нужно. Предполагалось, что переводчики Багдада последуют примеру своих предшественников в Гундешапуре и будут работать только над теми книгами, которые имеют практическую ценность[412]. Список исключений для перевода получился большим. Среди греческих писателей Бармакиды выбирали математиков, ученых и философов, но игнорировали произведения великих трагиков Эсхила, Софокла и Еврипида. Насколько другой могла быть исламская культура, если бы в ней были выработаны категории трагедии и силы рока. Смеялись бы они над аполитичным, непочтительным, а порой и порнографическим юмором комедий Аристофана и создавали бы подобные произведения? Мы никогда этого не узнаем, потому что сама идея драматургии противоречит всем трем монотеистическим верованиям, чьи приверженцы возглавляли переводческое движение: зороастризму, христианству и исламу.
Более странным является отказ Бармакидов и их современников переводить греческих историков, в частности Геродота и Фукидида, а также значимую работу по греческой политической мысли – «Политику» Аристотеля. Возможно, пренебрежение по отношению к историкам связано с предубеждением против народа, свергнувшего персидское правление и затем, при Александре Великом, уничтожившего первую империю персов и ее столицу Персеполис. Багдаду это предубеждение могло достаться от персов, проживавших в нем, или, возможно, жители выработали собственную враждебность. Может быть, проблема появилась просто из-за отсутствия доступа к этим работам на греческом языке. Какой бы ни была причина, последствия оказались серьезными. Читая Геродота, арабы могли бы осознать истинную слабость таких кажущихся всемогущими повелителей, как Крез или Мидас, а от Фукидида они могли узнать об ужасных последствиях, ожидающих государства, которые ставят во главу угла войска и войну, и сделать вывод о состоянии, в котором находился халифат при Харуне ар-Рашиде.