1917–1920. Огненные годы Русского Севера - Леонид Прайсман

Большевистское руководство вело активную, невиданную ранее в истории войн пропаганду, направленную на разложение войск и населения противника (см. ниже). Она сыграла огромную роль в победе большевиков. Все белые правительства делали очень мало для пропаганды своих идей, как среди солдат белых армий и мирного населения, так и среди красноармейцев. Об отсутствии воспитательной работы в войсках, о почти полном непонимании солдатами и крестьянами целей Гражданской войны пишут все очевидцы событий на Севере.

Нельзя сказать, что никаких усилий по организации пропаганды среди армии и населения и даже среди красноармейцев не предпринималось. Уже в начале августа 1918 г. было создано Бюро печати. Его главной задачей являлась широкая пропаганда политики Северной области. Казалось, Бюро печати (Арбюр) работало очень активно. Бюро создало в крае сеть отделений в уездах. Отделения должны были вести агитационно-пропагандистскую работу среди населения. Согласно отчетам заведующих отделениями, в селах организовывались избы-читальни, проводилась работа с местными жителями, редактировались телеграммы Арбюра «языком понятным населению»[437]. На самом деле ситуация была гораздо хуже. Современный российский историк Л. А. Молчанов писал: «Северное бюро печати не справлялось с работой по распространению агитационной литературы и прессы в области. Практически вся печатная продукция, распространяемая Арбюром, оседала в городах или на железнодорожных станциях. До сел и деревень она доходила плохо. Большие перебои наблюдались с распространением газет на фронте»[438]. В результате на Севере, как практически на всех фронтах Гражданской войны, основную информацию солдаты Белых армий получали из агитационных материалов большевиков. Добровольский с гордостью рассказывает о созданных в октябре 1919 г. курсах агитации и пропаганды для солдат. Программа курсов поражает своим абстрактным характером и полным несоответствием реальной обстановке, отрывом от действительности, отсутствием даже попытки бороться с большевистской пропагандой. Лекторам казалось, что солдаты были довольны. В самом деле, вместо тридцатиградусных морозов в окопах и тяжелых боев их отправляли в санаторий, где они мирно дремали на лекциях, часто не понимая, о чем идет речь, в то время как большевистская пропаганда хватала за живое. Фронтовые командиры, считая эти лекции новой штабной блажью, отправляли на них не лучших солдат, на которых лекции могли хоть как-то подействовать, а самых худших. Пусть слушают лекции в Архангельске, а не перебегают к противнику! Было выпущено шесть курсов, в каждом из которых насчитывалось 60 человек. Однако никаких попыток не только ведения агитации, но даже противостояния мятежам и развалу фронта в январе – феврале 1920 г. предпринято не было. Может быть, слушатели хорошо усвоили лекции о Парижской коммуне, революционном движении и решили в этом поучаствовать?

Но, несмотря на плохую пропаганду и агитацию в армии и в тылу и свойственное русским вне зависимости от звания и происхождения подозрительное отношение к иностранцам, сама действительность, особенно на Севере, должна была лучше всего агитировать против большевиков. Почему же все-таки во всех полках Северной области вспыхивали восстания? Чтобы ответить на этот вопрос, мы рассмотрим восстания, происходившие на Северном фронте.

После возмущения в Архангелогородском полку в декабре 1918 г. первое восстание в Северной армии произошло 25 апреля 1919 г. на Двинском фронте. В Тугласе восстал батальон 3-го полка. Восстание началось ранним утром. Командовал русскими войсками Двинского фронта Мурузи. Восставшие ворвались в дом, где жили офицеры, и убили семь спавших русских офицеров. Марушевский считал, что причиной восстания было «недостаточно осторожное влитие в ряды этого батальона укомплектований из взятых в плен большевиков»[439]. Но остальные солдаты батальона, мобилизованные крестьяне Северной области, охотно приняли участие в мятеже и с удовольствием резали спящих офицеров. Батальон почти в полном составе перешел на сторону красных и вместе с ними участвовал в наступлении. Только пулеметчики и несколько стрелков остались на позициях и встретили огнем атаку красноармейцев и мятежников. Атака была отбита. К мятежу отказались присоединиться артиллеристы, и батарея в полном составе отступила к белым. Почему-то на русских и на английских командиров особое впечатление произвело не восстание, показавшее пропасть между офицерами и солдатами, а то, что артиллеристы остались верны своему долгу. Айронсайд писал: «Грэхем очень хорошо отзывался о русских артиллеристах и пулеметчиках из мятежного батальона. То, что они, не раздумывая, открыли огонь по своим, воистину поразительный факт»[440]. В отношении самого мятежа русские и английские генералы решили, что это случайный эпизод, который не должен иметь последствий. Даже такой опытный военачальник, как Марушевский, не придал восстанию серьезного значения и восхищался Мурузи, «сумевшего не придать особой трагической окраски возмущению»[441]. У русских генералов, государственных деятелей была какая-то навязчивая идея – ни в коем случае ‘‘не выносить сор из избы’’, нельзя показывать иностранцам наши проблемы. Лучше задохнуться и умереть под грузом этих проблем. Никаких серьезных выводов о восстании русское командование не сделало, не исследовало его причин, убедило англичан, что это был изолированный эпизод, и новое восстание не заставило себя долго ждать.

Через несколько дней после событий на Двинском фронте произошло восстание в одном из батальонов 8-го стрелкового полка на Пинежском фронте. Поводом к нему послужил обмен денег. Добровольский описывал причины этого события: «Правительство отдало распоряжение о перфорации (штампелевании) царских, думских и керенок, объявив известный срок, в течение которого они должны были быть предоставлены для перфорации, после истечения которого непроштампелеванные денежные знаки перечисленных категорий подлежали изъятию из обращения для штемпелевания деньги отбирались у населения под расписки, и оно оставалось на продолжительный срок без денежных знаков, что вызвало неудовольствие, ибо мешало обычной торговле»[442]. Правительство, принимая решение о реформе, не продумало, как осуществить ее в кратчайшие сроки, чтобы не оставлять армию и население без денег. Единственная правительственная типография успела проштемпелевать только крупные купюры. Ими стали платить жалованье армии, но солдаты не могли ни обменять, ни использовать эти деньги. Это вызывало неудовольствие армии и населения. Большевистская пропаганда умело использовала этот неудачный обмен денег. Мероприятие было осуществлено по энергичному распоряжению Верховного правителя России адмирала Колчака, для изъятия из обращения денежных знаков, выпущенных еще правительством Керенского. Эта мера и в Сибири вызвала массовое недовольство среди солдат белой армии и крестьян и считалась одной из причин быстрого падения режима Верховного правителя России.