Лебедь Белая - Олег Велесов

Волхв зевнул, посмотрел куда-то в сторону-вверх и сказал равнодушно:

– Гореслав своё предназначение исполнил, не думай о нём больше. Планы ромеевы разрушены, ты домой возвращаешься.

– Что ты говоришь такое, деда Боян? Ты его бросишь? А что с остальными станется? С дядькой Малютой, с близнецами, с Добромужем?

– Что с ними будет, о том лишь боги ведают. Нам в их дела вмешиваться нельзя.

– И то верно, дочка, – поддержал волхва батюшка. – Отныне у нас своя дорога, а у тех русов своя.

– Нет, нет, – продолжала не соглашаться я, – так не должно быть. Мы вместе. Понимаете? Мы – вместе. Гореслав и я. Мы теперь не расстанемся.

– Оставь, пустое это, – начал сердится батюшка. – Он тебя похитил, он ошибку свою исправил, на том дороги ваши расходятся. Он тут остаётся, а мы домой возвращаемся.

Я смотрела на них – на отца, на деду Бояна – и понимала: они не собираются помогать Гореславу. Они уже забыли о нём, он стал ненужным. И тогда я сказала:

– Что ж, батюшка, пусть так и будет, слова твоего не ослушаюсь. Но коли по воле богов да по вашему умыслу Гореслав в том бою погибнет, так я вместе с ним на костёр взойду.

Как смотрела на меня ночью Милослава, – так никто ещё на меня не смотрел, и взгляд этот я с собой заберу. Придёт время, и она посмотрит так же на другого, и одарит его улыбкой, но это будет не важно, ибо мёртвые память не имут. Главное, что сегодня мне есть за что у этой западины стоять.

Я велел Борейке развести костёр позадымистей, чтоб ромей его углядел и в иные стороны не поворачивался. Пусть думает, будто Милослава с нами, а уж я постараюсь, чтоб бежать за ней вдогонку охотка у него отпала.

Подошёл Малюта.

– Я у выхода встану, – сказал я.

– Хорошее место, – согласился кормщик.

И в самом деле хорошее. Западина хоть и не глубокая, но края отвесные, даже если кто спрыгнет, то на ноги не сразу поднимется. А стрелы метать не станут, побоятся Милославу задеть. Они же не знают, что её с нами нет.

– Вы дальше вставайте, возле кустов. Как через меня перешагнут, тут уж и встречайте.

– На себя одного удар принять хочешь?

– Ныне всем равно достанется.

– Как скажешь, сын.

Малюта развернулся и пошёл обратно. Я посмотрел ему в спину. Сын. Надо же… А вот мне его отцом назвать никак не получается, даже в мыслях. Я когда с княжьего подворья вернулся, мы отошли к конюшне и поговорили. Я прямо спросил:

– Ты знал?

Он кивнул.

– А почему не сказал? Думаешь, отверг бы тебя? Или считаешь, изгоем жить легче?

– Мать твоя просила не говорить. И меня просила, и Благояра. Я слово сдержал.

Это верно, сдержал, да только кому такая сдержанность нужна? Тяжело… Тяжело всю жизнь считать отцом не того человека. А Малюта знал, с самого первого дня ведал, кто я, и ему, наверное, ещё тяжелей приходилось. А Милонег… Я когда из дома ушёл, он совсем ребёнок был, от матери далеко отойти боялся, а ныне по душу мою идёт. Брат…

Ромей ждать себя не заставил. Борейка такой дымогон устроил, что тот примчался, будто на пожар. Я надеялся, он снова поговорить захочет. За разговорами время течёт неспешно, глядишь, к полудню бы наговорились, а там пусть ищет Милославу сколько угодно. Но случилось по-другому. Первыми к западине вышли наёмники – десятка три отчаянных головорезов. Встали кучно, впереди черноволосый угр. Я сразу его узнал. Широка наша земля, да разойтись между собой не получается.

Угр тоже меня признал. Оскалился, потянул топор из-за пояса. Я было решил, что он сам в сечу кинется – грозился же при первой встрече убить, пусть исполняет угрозу – но нет, лишь кивнул в мою сторону, и тот час двое молодых ухарей ринулись вперёд. Один закричал дико, напугать меня хотел. Видывал я таких крикунов раньше. Пока он размахивался да воздух в грудь набирал, я чуть подался навстречу и чиркнул кончиком меча ему по горлу, и крик перешёл в клёкот. Второй и вовсе проскочил мимо, и пока разворачивался, я рубанул по той руке, что топор держала. Наёмник пошатнулся, открыл рот, пытаясь сказать что-то, да так с раскрытым ртом и повалился.

Хороший меч дала мне Радиловна. Капуста рубака никакой, он больше со счётами да с весами дело имеет, оценить оружие по достоинству не может. А я могу. И оценил. Мой старый меч, конечно, лучше, но и этот не плох. Совсем не плох.

Я провёл лезвием по штанине, стирая кровь, а наёмники замерли. То, как я лихо, почти не глядючи, расправился с двумя их товарищами, наводило на раздумья, и даже черноволосый опустил топор и сузил глаза. Я покачал головой: да, тут есть над чем суживать.

Подъехал Милонег. Конь, почуяв кровь, взволновался, забил по земле копытом. Милонег похлопал его по шее, успокаивая, и сказал как бы между прочим:

– Рубаха на тебе новая.

– Милослава подарила, – не стал скрываться я.

– Не иначе на смерть.

– Не торопись с похоронами, брат. Здесь тебе не перед чернавками удаль показывать.

Он усмехнулся, а я подумал, что боя с ним не избежать, поэтому хотел зацепить его словами, вывести из равновесия. Пусть позлится. Когда голова заполнена гневом, гридень превращается в дровосека. Милонег не поддался. На то он и витязь, чтоб на какие-то там слова внимание обращать. Он будто и не услышал меня. Спрыгнул на землю, шагнул ко мне, на полушаге вынул меч. Я и не заметил, как он это сделал. Только что в руке ничего не было, и вдруг сверкнула золотистая полоса стали, прочертила дугу перед глазами.

Я развернулся боком, поднял меч над головой. Щитов мы не взяли. Щит хорош в плотном бою, когда строй против строя, в поединке он мешает. Милонег сделал ещё шаг, и наши мечи соприкоснулись. Два лезвия встретились кромками и отпрянули, будто испугались. Я чуть отступил и пошёл противосолонь к краю западины. Милонег остался на месте, только разворачивался всё время ко мне, и цепко держал взглядом каждое движение.

– Вот уж не думал, брат, что ты с врагами нашими в один строй встанешь.

– Ты мне не нужен.

– Милославу ищешь?

Я угадал, ибо увидел, как напряглись его скулы.

– Ну так забудь о ней. Со мной она отныне, и по-иному не будет.

Хуже не бывает, когда между двумя мужчинами женщина встаёт. Тут все прочие связи в сторону отходят. Брат, не брат, отец, сын, друг – каждый другому чужим становится и каждый лишь своего ищет. Мы с Милонегом тоже теперь искали.

– Посмотрим, – ответил он.

Несведущему человеку могло показаться, что мы дразним друг друга, разминаемся. На самом деле бой кипел во всю. Мы не размахивали мечами, как сумасшедшие, и не вопили, стараясь напугать друг друга. Когда встречаешься с истинным бойцом, это лишнее, ибо здесь цена победы – чужая ошибка, а Милонег истинный боец, это я ещё у Ершовых ворот почувствовал. Поэтому мы не торопились, выгадывая каждый свою правду.