Контракт стервы - Елена Дженкинз

Юля нежно улыбнулась и сжала Роберту руку, а Фрэнки почувствовала чистую, искреннюю зависть. Какие же они замечательные! Не существует для них преград, не боятся все бросить, не боятся осуждения или неопределенных перспектив. Все-таки большая разница между настоящей храбростью и хамством стервы.

— Я вас поддержку, Юля, можете на меня рассчитывать, — сказала Фрэнки. — Отойду ненадолго, провожу Столетовых, они, наверное, еще и половину дороги не осилили… И, кстати, Юль. Извини за то, как я вела себя в день нашего знакомства.

— Все в порядке, я поняла тогда, что у вас трудный день выдался.

Фрэнки усмехнулась. Еще какой! Первый день стервы, когда Максим оставил ей свой номер телефона.

— Спасибо, Юля. Ты удивительная.

— Вы тоже.

— Давай на «ты».

— Хорошо… Ты тоже удивительная, Фрэнки. А еще у тебя очень красивое имя, как у моей любимой писательницы.

Настроение сразу поднялось на несколько градусов вверх.

Догнав Иосифа с матерью, Франсуаза поблагодарила их от всей души и проводила в уютный, хоть и переполненный хламом дом.

— Не останешься на чай? — предложил Иосиф. — Сон ты нам перебила, так хоть компанию составь.

Фрэнки согласилась. Она помогла расставить чашки, закипятила воды, принесла заварник. Госпожа Столетова уселась в кресле у камина, который уже выгорел, но все еще хранил тепло в тлеющих углях. Фрэнки с Иосифом разместились рядом, за столиком, на котором стояла шахматная доска. И так это было непривычно! Ну и пусть. Помощь пришла, откуда Фрэнки меньше всего ждала, и хотелось немного человеческого тепла, даже если оно исходит из потухшего камина в домике Столетовых.

Раньше она не задавала вопросов и тем более никогда не спорила с Иосифом, но сегодня ей действительно было интересно поговорить с ним.

— Я заметил чемодан в твоей комнате. Ты надумалась уехать? — спросил старик, и Фрэнки кивнула.

— Нет моих сил больше. Не хочу уже ни наследства, ничего. Хочу выспаться, а потом построить свою жизнь без отца, — откровенно призналась она. Секреты ее изрядно утомили.

— А как же Езерский?

— А что он?

— Между вами недосказанность.

— Все-то вы замечаете.

— Это моя работа. — Сталин взял чашку и отпил, причмокнув губами. — Горячо.

— Девочка, ты не твоя матушка, определенно, — без какого-либо вывода произнесла заспанная Столетова. И что на это ответить? А Иосиф, подув на чай, снова отхлебнул, тяжело вздохнул и выдал:

— Знаешь, Фрэнки, трудно быть богом, я устал за жизнь неимоверно. Когда-то Зоя действительно перестаралась. Знала бы ты, что она вытворяла! Она так и не осознала, что контракт — это метод психологического развития, а не сделка с дьяволом. Какой же из меня дьявол? Ангел во плоти! А знаешь почему она не остановилась? — Сталин нахмурил густые седые брови

— Потому что любила отца и хотела его завоевать?

— Потому что она — дура. А ты — нет. В тебе истинный механизм выживания развит, он и разум вперед подстегивает, и сердце. Я много тебе говорил мотивационных речей, чтобы через унижение пробудить гордость и протест, но сейчас у нас не сеанс, и я скажу прямо. Фрэнки, ты не самый ужасный из моих клиентов. Из тебя еще может получиться человек.

Услышать такие слова от Сталина было равноценно получению Нобелевской премии.

— А как же «Дол»? «Константа»? Отец? На меня давят со всех сторон.

— Я предложил контракт стервы в том числе и для того, чтобы прекратить эту бессмысленную войну с Езерскими. Костя болен, не смертельно, но болен. Он выдохся, устал. Ему пора отойти от дел. Я знаю его с тех пор, когда он был маленьким колючим мальчиком… Знаешь, он ненавидел «Константу» и своего отца когда-то. Скажи мне, Фрэнки, Костя тебя избил хоть раз?

— Нет… конечно, нет.

— А его били, и приступы паранойи — прямой результат. Костя ведь был революционер, как Роберт. Он презирает собственного сына, потому что видит в нем себя. Того наивного мальчика, который хотел сбежать с любимой девушкой в никуда, без гроша в кармане. У них не получилось, она выбрала семью. Струсила.

Фрэнки воззрилась на Иосифа с таким удивлением, как будто у того металлические крылья выросли за спиной.

— Вы сейчас про Екатерину Езерскую говорите?

— Ну конечно, дураку же понятно! — не одобрил ее эмоциональности старик, переставив ладью на доске. — Тогда Костя и подломился. Все, за что он боролся, рассеялось как дым. Он будто перешел с белой клетки на черную, и остался там навсегда. Я не раз говорил, что не вижу цвета в поступках. Но, Фрэнки, на самом деле мы всегда знаем, что и почему делаем, что движет нами: страх, слабость, зависть… Главное себе не врать. Мной, например, всегда двигало исключительно желание спасти Костю. У меня нет детей, и он мне как сын. Я не люблю людей, это правда. Но Костя — это моя боль и радость. Он — мой человек. Я всегда удерживал его от безумия, чтобы он окончательно не утонул. И я устал, очень устал, нет моих сил. Поэтому если ты сейчас уедешь, бросив отца, то я уже не смогу ему помочь. Я прошу у тебя об одолжении. Не бросай его сейчас. Подожди.

— Йося, чай остыл, — с заботой отозвалась Столетова, и ее сын тут же отпил чая.

— Я люблю Максима, — вдруг призналась Фрэнки. — Если я останусь с отцом, то Максим не простит меня.

— Если любит, простит.

— Но папа ведь не простил Екатерину?

— Он не простил того, что она так никогда и не вернулась к нему. Жажда захватить «Дол» для него — это попытка завершить гештальт, показать Екатерине, что она сделала неверный выбор когда-то. Костя, как и я, не любит людей. Но он любит тебя, Фрэнки. Так, как умеет. Ему нравится власть, но он не всегда был таким. Помни об этом, когда будешь принимать решение. В конце концов, мы учимся понимать жизнь, когда постигаем и прощаем своих родителей.

Иосиф тепло посмотрел на мать, которая задремала у камина; старик поднялся и набросил на нее клетчатый плед.

— Она была матерью-одиночкой, родила от чужого мужчины, и я даже имени его не знаю. Моя матушка никогда не заваливала медведя голыми руками, Фрэнки. Мы едва не умерли от голода во время войны. Ради того, чтобы спасти меня, она убила человека, и ей до сих пор снятся кошмары. Каждый сам решает, на что он готов пойти ради близких. В тебе, девочка, есть то, чего нет ни у меня, ни у Кости, ни у Зои. Ты любишь людей. Поэтому ты уже победила. Остальное — нюансы, череда событий.

У Фрэнки ком стоял в горле. Она медленно поднялась, так и не притронувшись к чаю, и перебросила растрепанные волосы на одно плечо. Подойдя к Иосифу, обняла его и поцеловала в сухую впалую щеку.

— Ну-ну, будет, — смутился он. — Проваливай, и так вечер нам испортила.

— Спасибо, вы только что спасли мою жизнь.