Контракт стервы - Елена Дженкинз

Спустившись в холл отеля, Максим услышал оклик Артура, махнувшего ему рукой. Они вышли на неожиданно безлюдную улицу, но сесть в такси не успели. Рядом затормозила черная машина, едва не толкнув в «зад» такси, и раздались выстрелы. Максим успел сбить Артура с ног, и они перекатились за капот машины такси, едва не вывалившись на дорогу. У Егеря оружие тоже имелось, юрист ему прикупил в первый же день по прибытии; не дурак же Максим ходить по чужому городу беззащитным, как школьник. Он выхватил пистолет и открыл ответный огонь. Артур вжал голову в плечи и закрыл руками. Послышался вой сирен. Все же центр столицы, и отель дорогой, для топовых гостей. Максим специально не прятался, чтобы поездку приняли за обычный бизнес-тур. Это и спасло. Нападавшие вынуждены были отступить, чтобы не засветиться для ментов.

— Артуша, срочно меняем планы. Они нас в аэропорту найдут. Полетим другим рейсом, бронируй билеты.

— Шеф, у меня руки отнялись.

— Ладно, я сам забронирую, — сжалился Максим и, отряхнувшись, сунул пистолет в кобуру под пальто. Когда подбежали двое полицейских, он ответил, что все в порядке, просто пару хлопушек взорвал перед отбытием из страны. Отпраздновал, так сказать. Куда, а в ментовку он идти точно не собирался, когда в деле замешан замминистра. Нужно руки в ноги — и бежать как можно быстрее. Офицер провел проверку документов, упрекнул, что у Максима есть право на хранение и использование оружия в России, но не в Казахстане. Пришлось оправдаться, что оружие — это подарок от местных и он не знал, что нельзя его принимать. В знак извинений Максим ловко и незаметно вручил полицейским денежную компенсацию за моральный ущерб, убедил, что не собирается подавать заявление, ведь на него никто не нападал — и через полчаса их с Артуром наконец отпустили. Свидетелей у происшествия чудом не нашлось, даже таксист открестился от увиденного. Сказал, что как раз наклонился завязать шнурки и не заметил, что произошло, но вроде бы то были фейерверки. То же повторил и консьерж. Не хотели они ввязываться, и слава богу. Сэкономили нервы Максиму.

Он соврал полиции, что вернется в Москву завтра, нанял частного перевозчика, и они с юристом улетели домой тем же днем, но на гонки успеть уже никак не получалось.

«Не смогу приехать. Есть более важные дела, чем ты. Веришь?» — отправил он сообщение, а сам готов был позвонить Фрэнки и извиниться за все. Стресс прожитого дня хорошо его встряхнул, и смысла продолжать войну с Уваровой Максим больше не видел. Он вдруг подумал, что если бы его убили, то он так никогда и не смог бы сказать Фрэнки всей той сентиментальной лабуды, которая варилась в голове. И это было бы чертовски несправедливо по отношению к ним обоим.

«Не смогу приехать. Есть более важные дела, чем ты. Веришь?»

Фрэнки долго перечитывала сообщение, чтобы больше себя помучить, и наконец сорвалась. Она стояла в бело-синем гоночном костюме, оставалось надеть шлем и перчатки. Костюм был удобный, тюнингованный круче космического, с титановыми подкладками и такой дорогой системой защиты, что пораниться было мало шансов даже при всем желании. Но вот сердце было открыто новым впечатлениям и ранам, и Максим умело вернул должок. Он просто взял и не приехал.

— Малыш, если не готова, то не глупи.

Сайгон подошел пожелать удачи, но Фрэнки так расстроилась, что даже не смогла связно ответить.

— Я в норме, иду на старт, — с показным спокойствием сказала она, игнорируя нахлынувшую апатию.

— Не гони и не лезь на рожон. Ты в гонках не для победы, а для опыта, — напомнил друг. Он утверждал, что у Фрэнки талант к мотоспорту, но сегодня в мужчине явно победили отеческая брюзгливость и беспокойство.

— Я помню. Чуть что — остановлюсь.

Она надела шлем, позволила Сайгону осмотреть себя, поправить экипировку и выехала на стартовую линию. Роберт обещал появиться, но не смог, и снова не ответил на звонок. Боря тоже «сбросил». В общем, Фрэнки осталась без группы поддержки и без надежды, что Максим вдруг прилетит и вытрясет из нее душу. «Неужели я перегнула палку? Или он решил, что хватит с него глупостей?» Ответа не находилось, и червь сомнения буквально загрызал. Фрэнки готова была позвонить Максиму и спросить, где он, но времени не осталось. Пришла пора сосредоточиться. Вокруг раздавались голоса, громкие выкрики, подколки других участников, которые подшучивали над Фрэнки. И все это — через пелену мелкого дождя. Очень опасные условия для «дуры», но оценить свои силы не было… сил. Хотелось забыться, перестать думать, почувствовать скорость и обойти преграды на своем пути. Вдоль оцепленной дороги стояла толпа зрителей. Их на следующих участках будет меньше, там начнется отрезок по пересеченной местности, а потом популярный у зевак «обрыв» — песчаный скат. И снова дорога, заваленная местами «тюками» поролона и мела. И так — круг за кругом, пока счетчик не покажет сто километров.

Мотоцикл для эндуро был гораздо легче, чем спортбайк для трека, и Фрэнки чувствовала себя уверенно. У нее, в целом, не было сомнений по поводу гонок. Она страдала по другому поводу, и он не давал ей покоя, терзая душу в клочья. Может, еще и серая погода тому виной. Апатия и стресс — два самых «ярких» чувства, которые испытывала Фрэнки за время отсутствия Максима, и к этому моменту она знатно подустала.

Без особого энтузиазма сорвавшись с места, девушка влилась в поток, наращивая скорость на безопасном отрезке… А мысли вразлет, вместе с ветром смешались, и словно не на байке мчишься, а со стороны наблюдаешь. Резкий поворот, нужно лечь на бок, вырулить… В душе какая-то бездонная неопределенность, в которую падает водопад, охлаждая… Ах да, это же ветер с дождем остужают тело, затянутое в костюм «космонавта». Километры пролетали незаметно, волнения не было вовсе, только отрешенность. Со стороны доносились крики, команды и советы. Помощники не отставали от своих участников, следили за порядком и выполнением правил.

Когда приехали к песчаному склону, Фрэнки сразу почувствовала, что стоит затормозить: хватит на сегодня. Но она на низкой передаче рванула вперед, по рыхлой от дождя земляной насыпи. Техника чем-то напоминала съезд на сноуборде. Или на Ацтеке. Неправильный угол тела, взгляд не в ту точку — и упадешь. Но если уж занесло, то падай на попу. Увы, Фрэнки отвлеклась от гонки на столько, что совсем не запомнила момент, когда «Ямаха» кувыркнулась вперед, делая сальто и сбрасывая «наездницу». Мимо проносились другие участники, никто не останавливался, чтобы помочь, ведь для этого существует команда. Фрэнки попыталась встать, но руку, на которую приземлилась, прострелило болью.

— Черт!

Хотелось стащить шлем, чтобы не мешал дышать, но одной рукой не получилось. Фрэнки не видела, где ее байк, не видела неба над собой: оно было затянуто пеленой острой боли в суставе. Вывихнула, наверное.

И Фрэнки зарыдала. Не от физической боли, а от душевной. От той ломки, которая истязала, от замкнутого круга, в котором жила, как собачка на цирковой арене.

К ней подбежали люди, спросили, может ли она встать, и Фрэнки поднялась с их помощью. «Рука», — всхлипнув, произнесла, и ей помогли спуститься с насыпи, а потом девушку подобрала машина «скорой помощи».