Воображаемый враг: Иноверцы в средневековой иконографии - Михаил Майзульс

Однако в нидерландской живописи XVI в. есть примеры, когда имперский орел изображался так, что напоминал насекомое. Взглянем на фантастический пейзаж с легендой о св. Христофоре, написанный Яном Мандейном (ок. 1500 – 1560 гг.) (I.3.29). Под отрубленной головой святого гиганта, по преданию казненного в середине III в. при императоре Деции или в начале IV в. при императоре Максимине II Дазе, лежит колоссальный шлем, а над ним реет красное знамя с шутовским бубенцом на конце. На флаге изображено черное создание с длинным хвостом, напоминающее скорее не имперского орла, а какое-то членистоногое[376]. Тут странный облик имперской птицы уже труднее списать на стилизацию, характерную для геральдических фигур, или на погрешность, допущенную художником.

I.3.29. Ян Мандейн. Легенда о св. Христофоре. Начало XVI в.

Санкт-Петербург. Государственный Эрмитаж. № ГЭ-4780

Насекомовидные орлы, которые, видимо, должны были объединить символ империи с иноверным, дьявольским скорпионом, встречались в иконографии еще за несколько столетий до того. Взглянем в одну из рукописей «Древней истории до эпохи Юлия Цезаря», которая была создана в Неаполе во второй четверти XIV в.[377] На листе 60v греки, отправившись на войну с Троей, высаживаются на остров Тенедос. На флагах и щитах осаждающих крепость ахейцев изображены кресты (!) и диагональные черные полосы, а на знаменах троянцев – одноглавые орлы (I.3.30 вверху). Открыв предыдущий разворот, мы увидим, что в сцене, где греки осаждают город Лирнесс, на щитах обороняющихся троянцев изображены не орлы с двумя крыльями, а похожие на них насекомые (скорпионы?) с длинными хвостами. Головы у них такие же, но вместо крыльев с вертикальными рядами перьев – множество ног, расходящихся от туловища по горизонтали (I.3.30 внизу). Скорпион и орел оказываются взаимозаменяемы и «перетекают» друг в друга.

I.3.30. Древняя история до эпохи Юлия Цезаря. Неаполь. Вторая четверть XIV в.

London. British Library. Ms. Royal 20 D l. Fol. 60v, 60

Нечто похожее происходит и с гербами, которые в позднее Средневековье приписывали Александру Македонскому (336–323 гг. до н. э.). На страницах гербовников, на изображениях «девяти доблестных мужей» (neuf preux) или на иллюстрациях к романам, повествовавшим о его славных деяниях, на щит или знамя Александра помещали множество разных фигур: одного или двух восстающих львов, льва, восседающего на престоле (с алебардой в лапах), быка, грифона, дракона, три короны, три колокола, три полумесяца, а порой имперского двуглавого орла[378]. В мире геральдической фантазии одному и тому же персонажу часто доставалось несколько разных символов, которые даже в одной и той же рукописи менялись от миниатюры к миниатюре.

Например, в роскошном списке «Истории Александра Великого» Квинта Курция Руфа (во французском переводе Васко де Лусены), который в 1470 г. изготовили в Брюгге для бургундского герцога Карла Смелого, над воинством македонского государя реют красные знамена с золотым драконом[379]. В отличие от многочисленных сцен Страстей, где палачи Христа тоже несли флаги с этим мифическим созданием, здесь у него явно не было негативных ассоциаций. Ведь Александр представал как образец могущественного и добродетельного монарха. Максимум дракон мог напоминать о том, что действие происходит в глубокой древности, а славный государь все же не христианин, а язычник. В еще одном списке этого сочинения, который тоже был создан в Брюгге, но позже, около 1475–1500 гг., все флаги Александра – золотые. На одном из таких знамен – как на гербе Священной Римской империи или гербах, приписываемых древней Римской империи, – изображен черный двуглавый орел с распростертыми крыльями[380]. Однако на множестве других миниатюр на таком же золотом фоне помещено одноглавое существо. На разных листах оно напоминает то петуха (не имелся ли в виду грифон, который был изображен столь схематично, что львиных черт в нем уже не осталось?), то летучую мышь, а то и вовсе дракона (I.3.31)[381].

I.3.31. «История Александра Великого» Квинта Курция Руфа. Брюгге. 1475–1500 гг.

Genève. Bibliothèque de Genève. Ms. Français 76

Орел, который изображен так, что напоминает зрителю о скорпионе, скорпион, похожий на орла, или странное существо, в котором видится и гордый имперский, и презренный еврейский символ, можно назвать иконографическим гибридом. Это понятие, предложенное Жаном Виртом и взятое на вооружение Жеромом Баше, важно для понимания средневекового визуального языка. Оно описывает те случаи, когда одна фигура означала сразу двух (возможно, иногда больше) персонажей. Скажем, старик с бородой – это одновременно и Бог Отец, и праотец Авраам, принимающий души праведников в своем «лоне». Такое совмещение изначально заложено в образ. Он открывает путь для обоих толкований, соединяет их воедино, а потому является амбивалентным (ambivalent). Такую амбивалентность следует отличать от ситуации неопределенности (ambiguité). Она возникает в тех случаях, когда зритель (или исследователь) оказывается не в состоянии выбрать одно из потенциально возможных значений, но в образ заложено лишь одно из них. Бородатый старик олицетворяет только Бога Отца или только Авраама – нам не удается определить, кого именно[382]. Конечно, на практике, как подчеркивает Баше, мы часто не знаем, имеем ли дело с амбивалентностью или с неопределенностью[383]. Однако в случае насекомовидных орлов и тем более орлов, которых на соседних миниатюрах заменяли на скорпионов, ясно видна игра: их соотносят, сближают, отождествляют.