Ветер и вечность. Том 1. Предвещает погоню - Вера Камша

Герцог Надорэа еще у нас, потому что очень сильная метель, я даже была вынуждена отпустить приходящих слуг. Герцог Надорэа очень волнуется, что не может выехать в Надор, и мне придется опять тайно давать ему успокоительное. Мне это совсем нетрудно, но, когда этот господин уедет, мы с Мелхен будем очень рады. Я сейчас заканчиваю для Мелхен нарядное платье из золотистого атласа, получается очень хорошо, особенно вместе с алатской шалью, что Вы прислали. Мы с Мелхен очень благодарны Вам за чудесные подарки к Зимнему Излому, я в самом деле очень люблю синее, а любимый цветок Мелхен – иммортель, и мне кажется, так будет всегда.

Искренне желаю Вам всего наилучшего и благодарю за все, что Вы делаете для Талига и для нас. Преданная Вам Селина.

P. S. Прошу прощения, я забыла ответить на Ваш вопрос о Маршале, хотя про него спрашивают все, кто нас знает. Он здоров, но стал совершенно невозможным, днем он спит, а ночью хочет гулять и поэтому очень громко кричит. Чтобы он нас не будил, я, прежде чем лечь, теперь отпираю садовую дверь, а утром, до прихода кухонных слуг, запираю, иначе они станут бояться грабителей, а это глупо, ведь все знают, что нас охраняют «фульгаты».

– Если бы это был не ты, – предположил успевший покончить с яблоком Рокэ, – я бы счел, что записка любовная.

– В известном смысле так и есть, сегодняшней ночью я буду занят.

– Ты впал в унарство или, наоборот, повзрослел?

– Я дал слово и обзавелся кусочком сердца. Не слишком большим, но с непривычки все равно трудно. Кстати, о ночных визитах, когда ты решил прорубаться к Фердинанду?

– Число вылетело из головы, но пару дней на раздумья у меня было.

– Как ты теперь выражаешься, «вот как»?

– Эту присказку я позаимствовал у Бруно и, кажется, заразил графиню Савиньяк. Правда мило?

– Восхитительно. Скольких дам ты успел осчастливить за время раздумий о Фердинанде?

– Одну.

– Ты ее видел в первый и последний раз, она оказалась одна и ни о чем тебя не спросила?

– Призрачные прогулки склоняют к ясновиденью. Да, все так и вышло, ей было около тридцати, и она не спросила меня ни о чем, как и я ее. Нашлась бы гитара, я бы в, как мне тогда думалось, последнюю ночь обошелся без этого окна…

– Отправь к нему Раймона, пусть проверит.

– Что ты ищешь?

– Подтверждения одного безумия. То, что женщина тебе подвернулась после того, как ты решил сорвать казнь, уже доказательство, хоть и хлипкое. Если у тебя появился сын, я угадал по-крупному.

– Я все еще умею удивляться. Рассказывай.

– Разливай.

Вино льется в стаканы, сгорают свечи, за окнами надрывается метель. Отличная погода для всего, кроме дороги, но дорога будет. Дорога, метель и оставленная незапертой дверь.

– Странности перекликаются, как птицы, – Рокэ, как и прежде, смотрит на огонь сквозь вино. – Она спала, я бросил на скатерть Звезды Кэналлоа и подумал, что никто больше в ловушку Леворукого не попадется… Так что ты разгадал?

– Возможно, и ничего. – Лионель приподнял бокал. – Ты больше не веришь в Леворукого?

– Сам не знаю. Марсель в Лаик видел тебя и был впечатлен. Допустим, кого-то из не самых умных эсператистов осчастливил твой предок, а зеленые глаза Леворукому подарил великий Коро. Остается решить, кто убивал на Винной улице. Спутники это делают иначе, выходцы уводят… правда, я устроил там приличные ворота из дурных смертей, грех было бы не заглянуть.

4

О том, что графиню Савиньяк от шоколада со вчерашнего дня мутит, Маргарите-Констанции узнать было неоткуда, зато старая дама уяснила, что гостья не любительница травяных отваров. В принесенной служанкой записке предлагалось отдать должное «напитку королев», и Арлетта сочла за благо согласиться.

Визит начался очень мило. Графиня Альт-Гирке, отложив пяльцы, довольно изящно поднялась с кресла и просияла улыбкой, кажется, вполне искренней.

– Чудесно, что вы здесь! Сейчас подойдет граф Лукас, и мы будем пить наш шоколад и болтать.

– Болтать, – быстро уточнила зачуявшая дворцовые ароматы Арлетта, – или беседовать?

– Ах, как вам будет угодно, – старая дама глянула на часы, было пять минут третьего. – Как странно… обычно мой супруг точен, но я рада, что мы сможем немного побыть вдвоем, я успела к вам привязаться. Так жаль, что вы уезжаете… Валентин слишком стремителен и при этом безжалостен. Можно было задержаться хотя бы до выздоровления Питера. Бедный мальчик, надеюсь, дорога ему не слишком повредит.

– Мне доводилось путешествовать с лихорадкой и даже в бреду. – Из горящей Олларии в обществе монаха и разбойника, но такие воспоминания не для проходившей всю жизнь с отравой милой старушки. Ничего, завтра чета Альт-Гирке канет в прошлое вместе с опасной и при этом нелепой загадкой. Придды умеют убивать, но Питер, к счастью, начал слишком рано, и среди его воспитателей не было «фульгатов». Достигни милый мальчик возраста Клауса, он мог бы и не ошибиться.

– Вы желали отъезда, – Маргарита-Констанция поправила серебристый локон, – а Питер очень привязан к Васспарду. И так ли нужно передавать его на попечение сестры? Я далека от того, чтобы ее осуждать, ведь я не знаю всех причин, но столь скоропалительное замужество… С другой стороны, к браку с Альт-Вельдером бедняжку принудили, дочь герцога Придда и марагонский виконт, фи! Конечно, он был достаточно верноподданным, иначе бы его, вопреки всем приличиям, не сделали графом Гирке, но со временем этот господин мог захотеть большего.

Нет, положительно Вальтер допустил много ошибок, и главной стала женитьба на девице из откровенно враждебного нашему семейству рода. Это был дурной расчет, и кровь тоже не из лучших, но когда герцог одумался, было уже поздно. Ему оставалось лишь сменить наследника в ложной надежде на то, что второй сын не унаследовал чужих недостатков.

– То есть вы не сомневаетесь в вине Вальтера Придда?

– Моя дорогая, я не могу назвать виной прозрение. Вы знаете, что в конце жизни он делал все возможное, чтобы отдалиться от супруги?

– Я редко бывала при дворе. Вас не волнует задержка вашего супруга? Если он накануне переволновался, это могло сказаться на сердце.

– Я бы почувствовала! Наш брак был должным образом оговорен, но свершился в Рассветных садах. Единственное, что его омрачало, это несправедливость, которую Лукас ощущал всю свою жизнь. Его не понимал собственный брат, о племянниках даже говорить не стоит. Они и думать не пожелали о разделении титула и нашли в этом поддержку ее величества. Вам никогда не бывало стыдно задним числом?

– Если и было, то я позволю оставить это при себе.

– А мы с Лукасом не стесняемся признавать, что были несправедливы к ее величеству.

– Не вы одни, до прошлой осени Талиг свою королеву не знал.