Ветер и вечность. Том 1. Предвещает погоню - Вера Камша

– Шоколад пьете? А где моя законная чашка?

4

Малыш вошел чудесно, не хуже самого Марселя, и все же Питер что-то почуял и выронил чашку. Коврам Придды предпочитали наборный паркет: красиво, сурово, но дорогой фарфор разлетелся на множество осколков и осколочков. Образовалась блестящая ароматная лужица, из которой высовывалось лиловое щупальце, мгновенье назад бывшее ручкой и вдруг почти ожившее…

От чашки, которую она расколотила на Зимний Излом, тоже уцелела лишь ручка, эдакий багряный с золотом завиток. Пахло шадди, бурно сочувствовали Анна с Гектором, а ей приходилось улыбаться и заверять, что Проэмперадор Юга графиню Савиньяк без шадди и полного сервиза для оного не оставит. Золовка шутку оценила и понесла дальше, беседа возобновилась, никто так и не узнал о заколотившемся сердце и ворвавшемся в уши отчаянном конском крике. О сражении, вопреки логике и обычаям случившемся в первый день празднеств, стало известно через полторы недели, об убитом под Эмилем коне – через две, из письма самого Ми. Настолько бодрого, что Арлетта уверилась: жизнь сына висела на волоске…

– …ня Савиньяк нас простит. Моя чашка почти не тронута. Питер-Иммануил, возьмите.

– Благодарю, монсеньор, – еще не ставший красавцем пухленький мальчик смотрит на старшего брата, – но это будет несправедливо.

– Напротив, – не соглашается тот, – это будет воплощением справедливости. Граф Васспард, вас не затруднит передать шоколад графу Гирке?

– Нет, но лучше я отдам Питеру свой.

– Вы успели слишком много отпить. Ничего страшного, я подожду, когда будет готова новая порция.

– А пока, – смеется Арно, – мы разделим мою.

– Питер, – Клаус протягивает брату лилового спрута на блюдце. Чудесная все же работа! – Бери, что же ты.

– Благодарю.

Детские пальцы сжимаются вокруг ручки-щупальца и отдергиваются, словно та ожила и стала жгучей, рядом с первой лужицей возникает вторая, побольше – Валентин в самом деле не пил. Он мог просто поделиться с братом, с братом, который опять пытался убить.

– Питер, да что с тобой такое? – Клаус еще ничего не понимает, Арно тоже, ведь змей надо искать в Борне.

– Мне было горячо, – принимается объяснять Питер, – так получилось. Сударыня, прошу принять мои извинения.

– Право, не стоит. Мы сделаем вот что! Перейдем в гостиную, и я закажу новую порцию, уже в моих чашках. Эти прелестны, но у них не слишком удобные ручки. На моей оказалось что-то вроде шипа.

– Прекрасная мысль, – Валентин в знак благодарности слегка наклоняет голову, – Арно, когда ты допьешь, тебя не затруднит отдать соответствующие распоряжения лично? Боюсь, ваш кудесник, сударыня, не будучи должным образом подготовлен, при виде загубленного шоколада лишится чувств.

– Мне очень жаль, – теперь Питер смотрит на нее. Светлые, почти серебристые глаза обещают стать такими же, как у Валентина. – Я не хотел и умоляю о прощении.

– Пара чашек шоколада не повод для достойных Дидериха терзаний. Как говорил соберано Алваро, все, что можно купить за золото, дешевле слез и крови. На кэналлийском это звучит красивей, но, боюсь, в этом случае меня поймет лишь мой сын.

– Вы правы, сударыня, – подтверждает Придд, – но я намерен исправить это упущение и хотел бы начать с упомянутой вами фразы.

– Почему нет? – Она права, как ни жутко, она права, а поэтому…

В кромешной тишине кэналлийская фраза звенит, будто гитару обронили, она длинней максимы соберано раза в два, но «спруты» не поймут. Арно ставит чашку на блюдце, фарфор глухо стукает о фарфор.

– Я пошел распоряжаться, – объявляет он со смешком, – кстати, по-кэналлийски это будет «эндьенго».

Сын понял, и это сейчас главное. Понимает ли Валентин? Если нет, он еще лучше, чем о нем думают. Вот кто точно ничего не подозревает, так это Клаус, он просто хочет к людям, ведь из Васспарда мир кажется таким теплым, но какую же страшную жизнь выбрала себе Ангелика! Или не выбрала, а вылепила вместе со своим Вальтером? Гогенлоэ были против этого брака, ну так и Рафиано не пришли в восторг от дочерней выходки. Придды были слишком близки к проигравшей Алисе, Савиньяки – слишком далеки от, казалось бы, безнадежно главенствующей королевы. Знатные семьи меняют дочерей на лишний шаг к подножию трона, но в этом так просто ошибиться.

– Простите, Валентин, я не расслышала.

– Ваши сыновья, принимая присягу унаров, уже знали, чьими оруженосцами будут?

– Только старший, но он у своего дяди не задержался. Похоже, Лионель выбрал Торку еще до Лаик, но не счел правильным спорить с другими о том, что можно исправить самому. Мне кажется, Клаусу подойдет Марций… то есть генерал Фажетти, я могу ему написать.

– Мне бы не хотелось злоупотреблять вашей любезностью, вы уже согласились попросить Проэмперадора Юга прислать в Васспард архитектора.

– Создатель, какая мелочь. Клаус, вам что-нибудь говорит имя Фажетти?

– Боюсь, что не слишком.

– В таком случае… Арно, ты удивительно вовремя. Нужно рассказать Клаусу о генерале Фажетти, но сперва покинем эту обитель разлитого шоколада. Гостиная готова?

– Да, но шоколад поспеет минут через двадцать.

– Очень хорошо, – Валентин поднялся первым, – сударыня…

– Благодарю, но я бы предпочла, чтобы моим кавалером стал Клаус.

– Он почтет за честь.

Две комнаты, короткий коридор… Валентин вежливо придерживает дверь, пропуская даму с будущим унаром, входит сам, следующими через порог должны шагнуть Питер и Арно. Занавеси спущены, но свечи горят ярко, и свечей много. Зимние букеты, фрукты, напитки, массивное серебро и тут же на подносе ключ и пара кавалерийских сапог.

Клаус рядом, он ничего не понимает, а Валентин? Короткий шум за спиной, сдавленный то ли всхлип, то ли стон. Рука рвется к воротнику и одновременно оказывается в чьем-то кармане, душно, перед глазами мечутся разноцветные… лиловые искры. Нет, искра всего одна, на ладони Арно. Не искра, камень. Аметист. Мерцает, ловит пламя свечей. В Борне умели выбирать самоцветы. И в ядах там тоже разбирались.

5

Когда Свин пялился на замерших унаров, собираясь ткнуть пальцем в Сузу-Музу, было тошно и до безумия тихо, но все же не так. Или это оттого, что там ты был ни при чем и не привык ходить в виноватых? И защищать других тоже не привык.

– Спасибо, Арно, – благодарит Валентин. Он вежлив и напряжен, как в бою. Вот бы сейчас на Хербстхен… Или даже, кляча твоя несусветная, на Мельников!

– Господин капитан, – бледный Клаус хлопает глазами и, кажется, начинает понимать. – Господин капитан… Питер, что это? Откуда?

– Это кольцо с ядом. – Материнский голос – и тот кажется незнакомым. – Видимо, Питер-Иммануил снял его с пальца графини Альт-Гирке, когда та потеряла сознание в церкви. Кольцо было ей велико, так что труда это не составило.