Танец и слово. История любви Айседоры Дункан и Сергея Есенина - Татьяна Трубникова

Стояла, закрыв лицо руками. Ничего не понимала. Только кивала, пытаясь повторять:

– …ать…ать…

Запястье от его железных пальцев болело. На нём сразу выступили красные пятна. От любимого пахло чудесными духами, что подарила ему, и отдалённым запахом спиртного…

Завязала распахнутый пеньюар. В её позе была покорность королевы, а в глазах – огромная любовь и всепрощенье матери. И при всём этом она была так хороша… Не в силах вынести её взгляда, готовый умереть вот сейчас, от боли, вынул её подарок, часы, хлопнул со всего маха об пол. «Буре» разлетелись винтиками и колёсиками по всей комнате. Видимо, услышав крики, сбежались домочадцы.

Нейдер распахнул дверь как раз в тот момент, когда последнее колёсико ударилось о стену и с тихим звяком умерло. Исида села на постель. Смотрела на выскочившую фотографию, где она молодая и милая, под ногами…

Иляилич схватил Сергея под руку, вывел. Тот не сопротивлялся.

Сколько прошло времени, Исида не знала. Сидела, не шевелясь. Так легче. Иляилич привёл его, будто переродившегося. Только волосы были потемневшие, ещё мокрые. А глаза – уже не чёрные, а ясные, совсем синие…

Подобрал фотокарточку, опустился перед Исидой на колени, как перед Мадонной, приник. Тронула оцепеневшими пальцами его мокрые кудри – они были совсем ледяными. Обиженно спросила Нейдера:

– Холодной водой?.. А он не простудится?

Нет, он решительно не понимал, как она могла. Женщина, когда любит, отдаёт всю себя единственному. А эта – похотливая красивая сука. Ну, ясно, годы проходят, сок весь скоро выйдет.

Что ей тогда? Но почему – каждую ночь, с кем угодно. Вот она, правда жизненная. Сидел со всеми за столом, как привязанный. И ведь не считает это за гнусность! Будто так просто. Сама невинность. Что из того, что её тело… Стерва!!!

Стерва. Раньше и не знал, что такие бывают. Вот, в первый раз… Забавно, словечко это, «стерва», у дядьёв его в деревне было ласкательным. Скажем: «Ну куда ты годишься, стерва…» Улыбнулся, вспомнив.

Сегодня были блины. Чудесные, на масле, со сметаной, как в детстве. Исиде объяснили, что их едят руками. Делать она этого не умела, поэтому ела неряшливо, вся перемазавшись. Это было и смешно ему, и противно. Как девчонка маленькая, только старенькая. Смотрел, как знакомец наливал ей водки. Она уже улыбалась сладко. Смотрел внимательно, незаметно для самого себя свирепея. Вдруг вскочил, хлопнул в ладоши. Все сразу на него посмотрели. Сказал:

– Танцуй, Исида! Для меня! Пляши!

Медленно поставила нетронутую рюмку, вытерла губы салфеткой, задумалась. Кто-то схватил гитару. Вслушивалась в первые аккорды – отрывистые, знакомые. La Cumparsita. Милое, страстное танго. Погрузившись в себя, вся внутренне собравшись, перестала видеть то, что вокруг. Царственным жестом сняла с плеч длинный розовый шарф. Он был широкий, с огромной бахромой, её любимый. Как всегда это бывало, позволила музыке делать с ней то, что её духу нужно. С первых шагов перестала быть собою, Исидой. Неприкрытая вульгарная страсть разлилась в каждом движении. Она пошла по кругу, тяжело и томно глядя на зрителей, подбоченясь, призывно виляя бёдрами. Проститутка из дешёвого квартала Марселя. Вдруг шарф, который она держала перекинутым через левую руку, ожил буквально на глазах. Никто не понял, каким образом это произошло. В кружении танца он вырос в её партнера, грубого хулигана, настоящего апаша, властно ведущего её в танце. Он полностью подчинил Исиду. С животной напористостью он прижимает её к себе. Одно мгновение – и все ахнули: казалось, что он овладеет танцовщицей прямо сейчас, на глазах у всех. Покорная, она могла лишь следовать его желаниям. Он сгибал её до земли и прижимал к груди. Её лицо – рядом с его.

Бьющие, пульсирующие звуки становятся интимнее, глуше. И, странное дело, отчаянный хулиган становится всё нежнее. Уже он следует за каждым её движением, уже она ведёт, а он подчиняется, она манит – он неотступен. Гордая, выпрямившаяся, кружит и кружит его. На последних звуках бросила его на пол. Его – простой шарф. Именно это движение – вниз – убило свирепого апаша. Победно наступила на него ногой. Руки-лебеди взлетели вверх, музыка смолкла.

Все увидели: под её ногами – кусок тонкой тряпки, что минуту назад была одушевлённой в вихре движенья…

Сергей, протрезвевший, с ужасом смотрел на конец танца. Выходит, он видел только первую половину его. Побелевшие губы шептали:

– Это она меня… меня… стерва… Конец хулигану…

«О каких опасностях он говорит?!!»

Сергей нервно курил. Папироса была уже совсем маленькая, он держал её двумя пальцами и высасывал короткими, жадными, глубокими глотками. Сизый дым струился из ноздрей вниз. Шёл быстро, как всегда, – лёгкой походкой гибкого барса. Да они просто его боятся! Его!!! Что всем Европам и Америкам нос утрёт, да не тем кумачом, что им надо!!! Думают, удерёт он из России?!! Он здесь мать оставляет. И сестрёнок. И сам – корнями – до седьмого колена врос. Разве он сможет без России где… А вдруг нарком прав? Будет его тянуть на свою сторону нечисть тамошняя? Козырная карта – вот кто он. Есенин – против большевистских властей! Есенин – за старую, деревянную Русь! Первый поэт в современном российском быте ненавидит власть евреев, негодяев и глупцов! А что Исида? Там его не тронут – муж знаменитой плясуньи. Она там всех купит, богатая, всем глотку заткнёт: и чужим, и своим – соглядатаям. А вот задание это их секретное – мороз по коже. Никогда не думал, что эти, из чекушек, всё-всё о нём знают, на крючке он у них, сволочей. Кто им рассказал, что он с царской семьей близок был?!! Распутин мёртв давно, Ломана расстреляли. Часы! Там имя его выбито. Или смиренный Николай?! Нет! Он – не мог. Ах, Анастасия, что ж ему делать, холод до костей сквозит. А Татьяна? Милая, скромная княжна, помнит её, обритую наголо, все силы свои отдавшую раненым, сопереживающую солдатским злым и чудовищным мукам. Вот она уж точно не смотрит уже этими своими чудными, будто раскосыми глазами. Он ей нравился. Нравился! Он тоже тогда бритый был. Она ему улыбнулась – будто рукой погладила. Нет тех глаз… А если им правды не сказать? Кто его проверит?! Пока додумаются… Вот ведь как жизнь выворачивается. Ещё и Исида заладила: «Серьёжа рэд! Серьёжа балшевик!» Уж сколько раз объяснить пытался, он – сам за себя. И за Русь! А при Нейдере нельзя, язык не поворачивается, гад Иляилич её. С такими только лаской можно и молчанием. Глупенькая девочка – Исида. Идеалистка, нашла себе новую Элладу…

Апрельские вечера темны. Когда не было Сергея, Исида скучала. Что-то надсадное тянуло в груди. Позвала Нейдера – играть в «oui ja». Если перевести на русский с французского и немецкого, звучит забавно: «да-да». Игра – шуточный спиритический сеанс. Для получения сведений «из загробного мира». Одна за другой выпадали буквы «послания». Их аккуратно выписывали. Что там получилось? Исида прочла и похолодела. Еле слышно прошептала: «Дора…»

Быстро ушла. Нейдер ничего не понял. Всю ночь просидела на постели. Хотелось крикнуть от ужаса – рот пересох. Сергей спал, вытянувшись на боку, подогнув одну ногу. В темноте светилась копна его ржаных волос. Одно слово жило в груди Исиды: «Мама!» До утра не спала. Когда забрезжил рассвет, Сергей сел на кровати, с удивлением глядя на милую. Она будто не видела его. Тронул её за руку – не заметила. Что с ней?! Смотрит в одну точку. Приоткрытый рот, остекленевшие глаза.