Они под запретом - Алайна Салах

Не на кого злится, не кого обвинять. Правильно говорят: мы сами творцы своей судьбы. Сегодня с моих глаз будто слетели воздушные фильтры. Цвета, предметы вокруг, даже воздух ощущаются пронзительно-четкими, не приукрашенными. Впервые я вижу жизнь снаружи, а не изнутри. Вот Арсений, который доверяет мне, и который ради меня расстался с Инессой и объяснялся со своим отцом. Вот я, которая его обманула, и которая, если уж быть совсем с собой честной, его недостойна. Инесса, которую я считала злодейкой, так бы никогда с ним не поступила. 

Так страшно от осознания, что кроме меня больше некому разгребать случившееся. В моем арсенале нет ни страховочного каната, ни запасного парашюта. Ответственность за ложь целиком моя. 

Я поджимаю к себе колени и обнимаю их руками. Снова хочется плакать, но плакать и волноваться мне как назло нельзя. Арсений сейчас мог бы сидеть рядом, подшучивать надо мной, обнимать… Мы прошли друг навстречу другу непростой путь, и как итог мне приходится от него скрываться. Как заведенная я раз за разом ударяюсь в колени лбом. Идиотка, идиотка, идиотка…

Я представляю его лицо, наш разговор. Арсений любит детей, но еще он любит и ценит себя. Едва ли он легко отнесется к тому, что я обманом приняла такое важное решение за нас двоих. Как он отреагирует? Сможет ли отправить меня на аборт? Я даже не знаю, что меня страшит больше: то, что он это сделает, или то, что из благородства решит быть со мной, тогда как его отношение безвозвратно изменится. Вдруг он разочаруется во мне, и в его глазах я навсегда останусь лишь женщиной, вынашивающей его ребенка? 

Одной слезинке все-таки удается пробиться сквозь сжатые веки. Наверное, лучше сходить в аптеку и купить какое-нибудь успокоительное. Только я понятия не имею какое, так как ровным счетом ничего не знаю о том, что можно беременным, а что нельзя. И о воспитании детей ничего не знаю… В детстве у меня был слабый иммунитет, и врачи постоянно рекомендовали мне поездки на море. Я вообще способна выносить здорового ребенка? Катя говорила, что ее друзья много обследовались. Вдруг у меня есть какая-то болячка, которую я могу передать малышу? 

Я беззвучно скулю. Столько тревожных мыслей и ни одного ответа. А если Арсений меня бросит, предложив разделить воспитание ребенка? Получается, я заранее обрекла еще неродившегося человека повторить свою судьбу и жить в неполной семье. Это ведь даже не промах. Это преступление. 

В поисках утешения я открываю поисковик в телефоне и набираю слово «беременность». Более восемнадцати миллионов результатов, среди которых точно найдется хотя бы часть ответов на мои вопросы. 

Я наобум открываю ссылку с надписью «Беременность по неделям». Проматываю страницы вниз, подолгу задерживаясь вглядом на картинках: круглый живот, рисунок эмбриона, черно-белый снимок УЗИ… Все должно быть не так. Моя беременность должна была принести мне радость… Не только мне, нам двоим. Арсений мог бы сидеть рядом и вместе со мной рассматривать эту страницу… Что я наделала? Что…

Продолжительный звонок во входную дверь заставляет сердце зайтись учащенным сердцебиением. Я лихорадочно тычу пальцем в экран, чтобы закрыть сайт и переворачиваю телефон экраном вниз, будто за мной могут подсматривать. Кто это? Арсению я сказала, что хочу побыть одна, и он не возражал.

Я заглядываю в глазок, и снова ощущаю желание разреветься. Это Арсений. Стоит по ту сторону двери. Для чего он приехал? Не поверил, что я плохо себя чувствую?

— Привет… — придав лицу невозмутимое выражение, я смотрю на него вопросительно. — Почему ты здесь? Я… лежу.

С секунду поизучав меня глазами, он переступает порог. Внутри тоскливо тянет. Всегда ведет себя так, будто все знает лучше, чем остальные и на все имеет право. Одна из многих черт, за которую я так сильно его люблю.

— Мимо проезжал, — синие глаза, сощурившись, смотрят в мои. И требовательно: — Что случилось? 

Эмоции горячей волной подкатывают к щекам, в голове начинает шуметь. Ну для чего он приехал? Чтобы допрашивать, когда я и так еле держусь? Сказала ведь, что хочу побыть одна. 

— Я же сказала, что плохо себя чувствую, — опустив взгляд, цежу я. — Это разве преступление? 

Повисает пауза. Желание разреветься становится еще более нестерпимым, потому что я говорю совсем не то, что хочется. Будь я уверена в том, что Арсений меня не возненавидит, я бы уже вцепилась ему в плечи и никуда не отпускала. Я подавлена и нахожусь в ужасе, а он так хорошо умеет меня успокаивать. Но нельзя…Нельзя. И он не виноват. Это только я виновата.

— То есть на чай рассчитывать не приходится? — медленно уточняет он.

Натяжение в груди становится нестерпимым. Кажется еще чуть-чуть и легкие лопнут.

— Если так сильно хочешь, то конечно налью. Сказала же, что плохо себя чувствую…

Глубоко вздохнув, Арсений отворачивается и берется за дверную ручку. От отчаяния я готова осесть на пол и завыть. Это не то, чего я хочу. Все делаю не так…

Я выскакиваю за ним в подъезд в тот момент, когда он подходит к лифту. Ледяной бетонный пол жжет голые пятки, по щекам вовсю текут слезы. Он ведь ни в чем не виноват… Я не могу так его отпустить.

— Стой! 

Арсений оборачивается, строгое выражение на его лице моментально сменяется озабоченностью. Еще бы. Зареванная и босая, я должно быть выгляжу спятившей истеричкой.

— Прости, пожалуйста… Сама не знаю, что со мной творится… Погода, наверное… Усталость… Пожалуйста, только не уходи, — от страха того, что Арсений меня не послушается, я начинаю тихонько поскуливать. — Я конечно сделаю тебе чай… Не уходи, ладно? Я тебя очень сильно люблю. 

С последней вылетевшей фразой я замолкаю. Я давно знаю, что люблю его, но признаться по какой-то причине получилось только сейчас. Наверное, потому что знаю, что другой возможности может не быть.

Арсений идет мне навстречу. Молча кладет ладонь мне на талию и, развернув, подталкивает к распахнутой двери в квартиру. Велит мне надеть что-нибудь на ноги, и после того, как я облачаюсь в теплые мохнатые носки, мы вместе идем на кухню, где я делаю нам чай. 

Как не странно, этот слезливый эпизод подействовал на меня успокаивающе. Голова ненадолго освободилась от панических мыслей, и в груди возникло привычное теплое покалывание, появляющееся всегда, когда Арсений находится рядом. Он больше ни о чем меня не спрашивает, видимо, и правда списав мое состояние на эмоциональную усталость.

— Ты можешь остаться у меня, — неуверенно предлагаю я, когда чашки пустеют. — Если не пугают мои неудобные подушки.

— Останусь, — кивает он. 

Около часа спустя мы лежим в моей постели. Я прижимаюсь к Арсению так близко как только возможно, чтобы заглушить поток пугающих мыслей. Пусть у меня будет еще один безоблачный день, в котором я могу притворится, что между нами все так, как раньше. Обо всем остальном я буду думать завтра.

— Как твоя голова? 

— Получше, — мне почти не приходится лгать.