Они под запретом - Алайна Салах

Я трясущимися руками открываю шкафы в поисках заварки, Луиза ставит чайник. Перед глазами маячит картина кабинета отчима и высокая фигура Арсения, стоящая перед его столом. Я снова затаиваю дыхание, словно это поможет мне различить крики. Если Петр станет повышать голос, я не смогу оставаться здесь. Поднимусь и скажу, что если хочет злиться на кого-то, то пусть злится на меня.

— Аина… — голос сестры заставляет меня обернуться. Луиза обнимает себя руками, лицо напряженное.

— Что? — беззвучно выдыхаю я.

Она переминается с ноги на ногу, трет предплечья. Собирается сказать что-то важное.

— Береги его, ладно? Арс же только с виду такой… Бык пуленепробиваемый. Но он очень хороший. Не все может сказать, но поступками обязательно докажет. И если молчит, это не значит, что ему все равно… — голос Луизы начинает вздрагивает, будто она собирается расплакаться. — Он наверное однолюб, если вот так у него все… Не было же отношений столько времени... А сейчас вот даже с папой пошел разговаривать... Цени его и не подводи, пожалуйста. Потому что если подведешь… — она издает нервный смешок, вместе с которым ее глаза начинают влажно блестеть. — Я, блин, тебе сама глаза выцарапаю. Арс ради тех кого любит горы свернет. Такие на дороге не валяются, надеюсь ты это понимаешь.

Грудь сдавило обручем, странно першит в горле. Все что я могу, это кивать. Просто слишком всего много… Оголенная любовь сестры к брату и все эти слова… Луиза будто дает мне благословение, пусть и в своем духе — с угрозами.

— Я его очень люблю, — тихо говорю я, когда она, отвернувшись, начинает греметь заварочником. Это должно все ей объяснить.

Когда мы возвращаемся в гостиную, Лена по-прежнему сидит неестественно прямо и мелкими глотками пьет минералку. Я испытываю к ней почти сочувствие. Прекрасно понимаю, каково это — находится на обочине происходящего.

— Лен, а вы какой чай будете? — великодушно прихожу ей на помощь. — Черный или на травах?

— Давай на травах, — отзывается она, сдабривая эту фразу благодарной улыбкой. — А что за травы, кстати?

Я отвечаю не сразу — сначала прислушиваюсь. Может быть, дело в хорошей звукоизоляции, но криков по-прежнему нет.

— Здесь хмель, чабрец, мята, иван-чай и суданская роза, — подсказывает сестра. — Очень вкусный и полезный сбор. Если понравится — скажу, где покупаю.

Я наполняю три чашки этим самым полезным сбором, и мы рассаживаемся. Слава богу, Луизе удается поддерживать разговор с Леной, потому что сама я витаю далеко за пределами стола и даже гостиной. Я там, в кабинете Петра, держу Арсения за руку. Пожалуйста, — мысленно повторяю я про себя. — Пусть они не поругаются. Пусть Петр не злится и поймет, что у нас с Арсением все по-настоящему. Мы же не виноваты, что нас так тянет друг к другу.

Моя чашка опустела, и я машинально подливаю себе еще одну. Делаю глоток, обжигая губы, и жду, жду. Становится страшно, что Петр навсегда выставит меня из Одинцово. Или попытается запретить нам с Арсением видеться. Хотя… разве он может? Арсений вряд ли позволит так собой манипулировать, а я… Я тоже не позволю, даже если придется ради это отказаться от квартиры. Но пожалуйста, пусть отчим не ставит никаких ультиматумов. Я так не хочу в нем разочароваться.

Звук разговора Лены и Луизы обрывается одновременно с шагами, доносящимися с лестницы. С колотящимся сердцем я оборачиваюсь. Арсений спускается первым: ворот его рубашки расстегнут, лоб напряжен. Отчим идет следом за ним, на щеках заметны тени багровых пятен, но выражение лица нечитаемо.

Так же молча они садятся за стол. Луиза суетливо вскакивает, расставляет перед ними чашки и разливает чай. Сжавшись в тугой узел, я смотрю на Арсения, умоляя дать мне ответ. Он берет бокал с водой, долго и жадно пьет, поле чего откидывается на спинку стула и едва заметно улыбается мне уголками губ.

— Значит так, уважаемые родственники, — громко и с нажимом произносит Петр, вонзая в меня тяжелый взгляд. — Сюрприз вы мне устроили не из приятных, сразу вам скажу, — он вновь смотрит на Арсения и чуть понижает голос: — Но а что теперь делать. Про то, что баллотируюсь, все знаете, правильно? — новый взгляд на меня, под которым я слишком резко и заискивающе трясу головой. — Так вот, сделайте пока так, чтобы о вашей связи языками не чесали. Я конечно не в президенты собираюсь, но черт его знает, что у людей на уме. Припишут инцест семейный. Детей же пока не надумали заводить?

Арсений усмехается и отрицательно мотает головой. Я тоже мотаю, не в силах сдерживать улыбку. Улыбается Луиза и даже Лена, которая кажется даже без объяснений все поняла. Мне хочется обнять весь мир.

— Расскажи-расскажи-расскажи, как все прошло! — от возбуждения и нетерпения Радмила начинает слегка повизгивать, чем привлекает внимание посетителей за соседними столами. — Ты и Аверин… Ну серьезно! Это же охренеть просто!

— А почему ты так удивляешься? Он же приехал за мной на твой день рождения, — напоминаю я не без укора. Даже обидно немного, что Раде нужны были другие доказательства.

— Блин, ну это все равно другое, — не унимается она. — Одно дело забирать тебя откуда-то и вести на потрахушки, и совсем другое — бросить ради тебя Ладыгину. Круче будет только ваша свадьба. Если честно, мне вообще сложно представить, как ее можно бросить. С такой семьей и с такой внешкой.

— Ладно, хватит, — ворчу я, немного покоробленная тем, что лучшая подруга такого высокого мнения об Инессе. — У тебя-то как дела?

— Да нормально все, — отмахивается Радмила и тычет заостренным ногтем в силиконовый чехол своего мобильного. — Директ трещит, Ромыч постоянно на связи, любит — не может. Лучше ты рассказывай, — она требовательно наваливается грудью на стол. — Мне нужны подробности. Как у них все прошло? В смысле, как Ладыгина отреагировала и как твой отчим? Петр же суровый дядька. Я бы на твоем месте в Одинцово без памперса не сунулась.

— Меня же там не было. Когда Арсений разговаривал с Инессой. Да и с отчимом… Все обсудили без меня.

— Ну это понятно. Но он-то тебе, наверное, рассказал что-нибудь?

— С Инессой все прошло полюбовно, — лаконично отвечаю я, по какой-то причине не желая упоминать о том, что она плакала. Это мое своеобразное извинение перед ней, что думала хуже, чем она есть. Прошла уже неделя со времени их расставания с Арсением, и с тех пор Инесса никак не давала о себе знать.

Чем чаще я думаю о ней, тем больше испытываю странный дискомфорт, отдаленно напоминающий зависть. Потому что ее внешний образ утонченной леди не разошелся с внутренним обликом. Пару раз я спрашивала Арсения не звонит ли ему Инесса, и он уверенно ответил, что выходить на связь она точно не будет. Мол, это ниже ее достоинства. Я вспоминаю себя пару месяцев назад и понимаю, что не имею той же силы воли и гордости. Это и обидно. В этом Инессе я точно проигрываю. Но видимо не так уж и сильно, — оптимистично напоминаю я себе. — Раз уж Арсений все равно выбрал меня. Думаю так, и моментально успокаиваюсь.