Они под запретом - Алайна Салах

Щелчок спального выключателя распространяет по стенам и потолку яркий свет. Арсений подходит к креслу, скидывает в него галстук и начинает расстегивать рубашку. Я делаю тоже самое со своей, но останавливаюсь, потому что чувствую внезапное смущение. Вне страсти и бушующих гормонов раздеваться рядом друг с другом, чтобы лечь спать — непривычно и волнительно.

— Я приглушу свет, — бормочу я, включая прикроватный торшер и , отвернувшись от Арсения, торопливо избавляюсь от брюк и рубашки.

С небольшой заминкой скидываю к ним же бюстгальтер и натягиваю верх от пижамы. Еще до того, как очутиться в постели, тело самовольно проигрывает будущие ощущения: прохладу одеяла, касающегося плеча, и слияние с горячей кожей. Я гашу свет и юркаю в кровать. Каким оказывается разным бывает счастье. Ты представляешь его себе в брызгах фейерверков и шквале оваций, а на деле оно бывает вот таким: тихим и умиротворенным.

Я сама прижимаюсь к Арсению и осторожно кладу ладонь ему на грудь. Ожидаемо, она горячая. Глубоко вздыхаю, проникаясь ощущением идеальности этого момента. Даже странно подумать, что еще час назад я металась по квартире, обезумев от страха лишиться своего счастья.

Перевернувшись на бок, Арсений меня обнимает, а его губы мягко касаются моего лба. Пожалуй, это впервые, когда лежа рядом с ним в одной постели, я совершенно не думаю о сексе. То, что сейчас есть между нами, ощущается гораздо ценнее.

— Мне сейчас очень хорошо, — шепчу я, от удовольствия прикрывая глаза. — Очень-очень.

— Ты как минимум перестала плакать, — привычно иронизирует Арсений и спрашивает уже серьезнее: — Действительно думала, что я тебя обману?

Я тяжело вздыхаю. Если перенести на слова весь коктейль эмоций, бурливший во мне совсем недавно, Арсений подумает, что я ужасный человек. Инесса не проявила себя как злодейка, не стала его шантажировать, а он сам и не планировал предавать свое обещание. Все дело было во мне.

— Просто я неуверенная в себе, — признаюсь я, от волнения передергивая ногами. — Поэтому постоянно во всем сомневаюсь. Пытаюсь говорить себе «стоп», но мысли не так легко поддается контролю. Я не думала, что ты хочешь меня обмануть. Было страшно, что случится что-то от тебя независящее, и между нами все закончится. Просто у меня с детства все было не так.

— Что не так?

Мне приходится сделать паузу, чтобы привести в порядок голос. В груди набухает комок, глаза намокают, а значит наверняка будет дрожать. Хорошо, что в комнате темно и Арсений не видит моего лица.

— Не было папы, — я через силу выталкиваю из себя то, что годами истязало мое подсознание. — В смысле, я была ему совсем неинтересна. И мамина мама… то есть бабушка… Для нее меня тоже не существовало. Она бы предпочла, чтобы я не родилась.

Арсений шумно выдыхает и проводит ладонью по моим волосам.

— В этом не было ничего личного для тебя. Проблемы были в их головах.

— Умом я это понимаю. Но в детстве все ищут ответы на вопросы. Вот и я постоянно пыталась найти объяснение своей ситуации. Почему не захотели именно меня… Ведь от меня отказался не один, а сразу несколько самых близких мне людей. Маму все любили и восхищались, и поэтому я стала думать, что проблема во мне. Что по какой-то причине я недостойна любви и во мне есть какой-то дефект, который заметен окружающим… Какая-то врожденная поломка.

— В тебе нет никакой поломки, — твердо произносит Арсений.

— Мне удается убедить себя в этом, когда все хорошо. Но потом происходит что-то… и меня продирает самая настоящая паника. Это мой самый большой страх — остаться одной и убедиться в том, что все те люди, которые от меня отказались, были правы.

— Они были неправы. К тому же, ты их даже не знала. Может быть, они были душевнобольными или религиозными фанатиками. Нужно жить здесь и сейчас, и учиться доверять людям, которые тебя окружают. Я например точно не фанатик и не душевнобольной. Лежу с тобой рядом.

Я издаю тихий смешок и как можно незаметнее смахиваю скатившуюся слезу. Но сразу после нее вытекает еще одна, за ней — следующая.

— Поэтому я и говорю, что мне хорошо. Потому что ты лежишь рядом. Так хорошо, что хочется заплакать.

— А заплакать-то для чего? — тон Арсения становится шутливым, и он несколько раз трется о мой лоб подбородком.

— Не знаю… — я утыкаюсь ртом ему в грудь и не справившись с собой, всхлипываю. — Потому что я никому этого не говорила… И потому что у меня никогда не было человека, которому я могла бы все это сказать. Просто… так хорошо говорить, когда кто-то тебя слушает и при этом обнимает. Так мне начинает казаться, что мои бабушка и папа были неправы.

Арсений снова гладит меня по голове, кажется, даже несколько раз касается губами макушки.

— Они были неправы. Не сомневайся.

Я просыпаюсь с голосом Арсения, звучащим в голове. «Они были неправы. Не сомневайся». Это было последнее, что я услышала, перед тем как провалиться в сон. Спала так крепко, что совершенно потеряла связь с реальностью, а потому обнаружить себя этим утром в объятиях Арсения стало дополнительным счастливым бонусом к событиями минувшей ночи.

Я осторожно провожу пальцами по его предплечью и, убедившись, что он не собирается просыпаться, снова закрываю глаза. Мне требуется время, что вспомнить все, что было вчера и заново проиграть это в голове при свете. Утром все кажется даже лучше. Сомнения, переживания забыты, вычеркнуты. Арсений расстался с Инессой и вернулся ко мне. Обнимал меня, слушал и гладил, когда я выпускала наружу свои страхи. Неужели теперь действительно все, и мы официально можем быть вместе? Неужели мое счастье — настоящее?

Сначала я хочу бесшумно выскользнуть из кровати и пойти на кухню готовить для Арсения завтрак, но потом втягиваю в себя запах его кожи и решаю повременить. Теплое покалывание в животе, его тело, прижатое к моему и длительное воздержание берут свое: медленно повернувшись, я скольжу рукой под одеяло. Жесткость груди, пресса, мягкая ткань белья… Во рту становится влажнее. Его член твердый как камень.

Я осторожно обхватываю его ладонью и несколько раз провожу вверх и вниз. Этих прикосновений достаточно, чтобы собственное либидо всколыхнулось, сводя низ живота. Пусть я раньше этого не делала, но что мешает мне попытаться?

— Ты что там задумала? — доносится до меня хриплое бормотание Арсения.

Под одеялом тяжелее дышать, и поэтому мне приходится его откинуть. Я оттягиваю резинку его боксеров и осторожно касаюсь губами кожи под ней. Поднимаю глаза. Арсений смотрит на меня, приподняв голову, глаза чуть заспанные, потемневшие.

— Хочу сделать тебе минет, — краснея от своих же слов, я стягиваю трикотажную ткань ниже. — Можно?

— Можно, — отвечает он с запинкой.

Я опускаю глаза. Волнуюсь совсем немного, потому что слишком возбуждена. Конечно, мне хочется все сделать хорошо, чтобы его удивить… Едва ли это я стану первой, кто делал Арсению минет, но эгоистично хочется, чтобы мой стал самым запоминающимся.