1794 - Никлас Натт-о-Даг

— Клара Фина! — крикнул он стоящей у стены девочке. — Будь добра, подойди-ка на минутку.

Девочка сделал ловкий реверанс и перепорхнула к столу.

— Господин Сетон?

— Сегодня можешь называть меня Тихо.

— Тихо… — произнесла она робко.

— Клара Фина… не могла бы ты рассказать уважаемым гостям, кем ты была, пока не попала в наш приют?

Она опустила глаза и покраснела.

— Днем-то… днем спала, где придется. А по вечерам шла к замку, к западной стене. Те, кто хочет, знают, где искать. Там и помоложе меня были.

Сетон осторожно, чтобы не испугать, вытер концом носового платка скатившуюся на ее щеку слезу и подозвал мальчика, с самого начала обеда замершего за спиной Эмиля Винге.

— А ты, Йоаким?

— Воровал. — Мальчик даже плечами пожал от самоочевидности ответа. — Все, что плохо лежит. А иногда и отнимал… у тех, кто поменьше. А уж если голодуха совсем донимала, тут уж… в общем, к западной стене. Как и Клара Фина. Господа-то любыми дырками интересуются, не только девчачьими.

Сетон развел руками.

— Вот так. Сами слышали. А здесь мы даем детям не только возможность сносного существования, но и надежду на завтрашний день. У них, конечно, есть обязанности в саду и на кухне, но в свободное время они учатся читать, писать и считать. А если кто-то выказывает особые способности к какому-либо ремеслу, мы помогаем устроиться учениками в соответствующий их наклонностям цех. Разумеется, не раньше, чем достигнут установленного законом возраста. Никто и волоса на их головках не тронет, и в первую очередь я сам. Закончим обед, и вы можете пройтись по Хорнсбергету совершенно свободно. Поговорите с детьми. Спрашивайте, что хотите и сколько хотите. И, надеюсь, поймете, какая судьба их ждет, если с Тихо Сетоном что-то случится. Каждый удар по Тихо Сетону отзовется на них в сто раз больнее, чем на нем… на этом ужасном Тихо Сетоне. Вы хотите, чтобы я понес наказание за поруганное тельце Линнеи Шарлотты и за поруганную головку Эрика Тре Русур? Наверное, это возможно, но какой ценой? Ценой стократно большего зла и стократно более чудовищной несправедливости. Кулаком, предназначенным для меня, вы столкнете Иоакима, Клару Фину и сотню других в то же болото, откуда я их вытащил. Вы хотите, чтобы они опять по ночам стояли на коленях? В тени дворцовых стен, на ледяной брусчатке перед лениво расстегивающими панталоны искателями ночных приключений? И глотали их семя — глотали с наслаждением, потому что весь день маковой росинки во рту не имели?

Он резко повернулся к мальчику.

— Не окажет ли мне Иоаким любезность? Принеси, пожалуйста, папку из моей конторы. Ту, что лежит на секретере.

Мальчуган исчез.

— Возможно, вас развлечет чтение… почитайте собственные записки Эрика. До десерта есть еще время. Пока он прозябал в Данвикене, я попросил его записывать свои воспоминания и переживания — ради моего собственного удовольствия, разумеется. И это еще одна причина, по которой я предвкушал встречу с вами или с кем-то вроде вас. Вы бессильны, а я могу показать вам, чего я достиг, — и, представьте, мне ничего не нужно было… да и сейчас не нужно от вас таить. Я иногда чувствую себя Сергелем[29], который был вынужден скрывать свои шедевры завернутыми в простыни, в собственной заколоченной мастерской. Сами подумайте: искусство без восхищенных поклонников бессмысленно и никому не нужно.

Эмиль Винге, бледнея с каждой минутой, читал записи Эрика и передавал Карделю. Тот, натурально, отставал; на столе скопилась стопка непрочитанных листов. Пальт отчаялся. Просматривал, насколько мог бегло, каждый лист, в надежде, что взгляд сам собой упадет на нечто, что позволит ухватить суть.

Не прошло и часа, как Винге закончил чтение и начал сначала, но не подряд; выбирал из кипы отдельные листы. Видно, хотел отложить в памяти какие-то особо привлекшие его внимание эпизоды.

Сетон докурил свой необычный цилиндрик из скрученного табака и полез в ларец за вторым. Прикурил от свечи, положил ногу на ногу и откинулся на стуле, переводя взгляд с одного посетителя на другого.

Тишина стояла настолько напряженная и даже давящая, что Кардель не выдержал. С трудом овладел собой, отвернулся от стола и тяжело дышал, прислушиваясь к грызущей боли в отсутствующей руке.

— Что вы сделали с Тре Русур? — спросил он.

Мог бы произнести любые другие слова; голос вполне выдавал его душевное состояние.

— Я? Господь с вами… я волоса не тронул на его голове. Для меня всегда самым большим удовольствием был смотреть… нет-нет, отрицать не буду: свадьбу организовывал, рассылал приглашения именно я, ваш покорный слуга. И pastilles de serail[30] давал ему тоже я… слегка изменив рецепт, само собой. В достаточном количестве, чтобы отправить его в брачную постель начисто потерянным для этого мира. Гости разъехались… и мы занялись спальней новобрачных. Эрик никакого интереса не представлял, а вот его юная жена сделала игру куда более интересной, я даже не ожидал такого развлечения. Не так-то легко было ее угомонить. Мои руки чисты, но… скрывать не буду, план был мой. Бедняга Эрик был в таком отчаянии от якобы им содеянного… думаю, даже вам ясно: он сам открыл для меня замки на сундуках с наследством.

— А ваши гости, кто они? — спросил Винге, глядя на собственные колени; на Сетона, а тем более на Карделя он смотреть не решался.

— Еще до того, как попасть на Бартелеми, я вступил в некое общество… Скажем так; общество людей, разделяющих мои интересы. Но представьте: между нами возникли некоторые трения. Серьезные трения, что и заставило меня уехать. Вакханалия в Тре Русур, помимо чисто деловых интересов, была еще и жестом примирения с моей стороны.

— И что? Семя упало в плодородную почву? Нашел ли он понимание у ваших оппонентов, этот жест?

Сетон пожал плечами и пару секунд подумал.

— Понимание… Как вам сказать… Можно сказать, да. Достаточное для прекращения огня. Если не мир, то перемирие. Думаю, любому известно: никогда не удастся восстановить прошлое в неизменном или хотя бы желательном виде.

— А Юхан Аксель Шильдт? Что случилось с ним? — Голос Винге упал почти до шепота.

Сетон засмеялся так, что пепел упал ему на колени.

Он начал тщательно отряхивать панталоны, не прекращая хохотать. Винге не мог оторвать глаз от игры света на вызывающе крупных перстнях хозяина.

— А вы не угадали? Они с Эриком встретились в Каренагене, хотя Эрик его не узнал. Шильдт попрощался и покинул Бартелеми навсегда.