Дикие цветы - Хэрриет Эванс

– Вверх и вниз и р-раз и два! Давай, старушка, поддай жару!

Энтони сказал:

– Доброе утро, тетя Дина!

Дина подскочила от неожиданности, ее рука подломилась, и она упала на пол. Вид у нее был крайне удивленный.

– Господи, ну ты меня и напугал!

– Нет, это ты меня напугала, – возразил Энт, обидевшись на несправедливый упрек. – Я думал, ты во дворе.

– А я и была во дворе. Глупая я! – Она покачала головой и вскочила на ноги, как кошка. – С днем рождения, дружок! – Она схватила его за плечи и крепко поцеловала в лоб. – Дорогой мой мальчик!

– Спасибо, – пробормотал он.

Сияющая от радости тетя Дина отступила назад.

– Какой славный денек, чтобы родиться! Твоя дорогая мама сделала умнейшую вещь, произведя тебя на свет в день летнего солнцестояния. Что ж, у нас запланировано множество мероприятий. Для начала пикник. Ветчина, дорогой Энт. Я раздобыла нам немножко ветчины. Не спрашивай где. – Ее глаза блеснули. – И помидоров из сада.

– Не может быть, – сказал он, удивившись. – Настоящих помидоров? Из нашего сада?

– Это, наверное, чудо, но да. Из нашего сада! Я собрала целых четыре штуки. А еще у нас есть торт на настоящих яйцах.

Он вытаращился на нее с недоверием.

– Но откуда?

– Миссис Праудфут принесла его вчера вечером. Это ее тебе подарок. – Она хлопнула в ладоши. – Но торт оставим на потом. Викарий и мистер Гоудж и еще куча разного народу придут этим вечером на чай. И Алистер придет. Его дети вернутся рано, школу эвакуировали. – Энт нахмурился. – Милый, я думала ты обрадуешься – будет с кем поиграть.

– Они не те, с кем я бы хотел играть. От Йена у меня мурашки по коже. А его сестра ненормальная.

– Но ты же не можешь праздновать только со мной! Ты уже живешь только со мной и учишься только со мной!

Даже не задумавшись, Энт ответил:

– Но ведь я не против. Мне нравится быть только с тобой.

Щеки Дины комично вспыхнули, и она приложила к ним ладони.

– Милый Энт! Хочешь узнать, куда мы отправимся на пикник?

– Туда? – Энт смущенно указал на островок песка перед «зубами дракона» и колючей проволокой пляжа где-то в сотне метров отсюда. Он старался не улыбаться: куда еще они могли пойти? Бензин был ужасно дорог, так что машина стояла без дела уже месяц, покрышки они сняли, чтоб не испортились, а автобусы ходили с перебоями.

Тетя Дина покачала головой.

– А вот и нет! Думаю, мы отправимся в Сент-Альдхельм.

Так называлась древняя часовня, взгромоздившаяся на верхушку одной из скал на другой стороне Суонеджа. Виды оттуда открывались потрясающие, они тянулись на мили в любом направлении, и гулять там было тоже удобно, но Энтони засомневался. Он не особенно интересовался видами, а кроме того, хорошо помнил, как Дина заставила его тащиться в деревню Уорт-Матраверс недалеко от Сент-Альдхельма в жуткую жару прошлым сентябрем. Ее саму жара не особенно беспокоила, годы жизни в Ираке сделали ее устойчивой перед большинством неудобств: отсутствием электричества, горячей воды или холодной погоды. Энт же натер ноги до крови, но она все равно продолжала идти вперед, прижав шляпу к голове, размахивая руками, показывая на показавшиеся ей интересными курганы и пласты породы и воркуя от восхищения, когда перед ними открывались панорамы Пурбек-хиллз. В конце концов Энт упал в слезах у каменного указателя, отказываясь идти дальше, в изнеможении, почти в истерике и очень злясь на нее. Ей пришлось поймать машину, чтобы та отвезла их обратно. Как только они вернулись домой, он сильно заболел, и весь следующий день ему пришлось провести в постели.

– Но… Как мы туда доберемся? Знаешь, тетя Дина, я не хочу жаловаться, но это скорее поход, а тому, у кого день рождения, возможно, не хочется… – Он осекся. Она смотрела на него со странной улыбкой.

– Понимаю. Но почему бы тебе не пройти со мной? – сказала она, осторожно ведя его за руку. Они вышли на улицу.

Велосипед-рама темно-синего цвета, руль отливает тусклым серебром-был прислонен к стене дома. Она завязала на нем бант из шелкового шарфа. На грязном песке рядом красовалась надпись, сделанная палкой или чем-то подобным:

С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ ДОРОГОЙ ЭНТ ХХХ

Изящные завитки обрамляли шаткие буквы.

Всю оставшуюся жизнь, даже спустя много лет, всякий раз, выглядывая из окна Боски, Тони будет видеть тот островок дороги, видеть буквы, снова проступающие на песке цвета охры, слышать, как Дина выцарапывает их тем утром в разгар лета.

Энт посмотрел на нее.

– Он правда мой?

– Он правда твой, – сказала она, улыбаясь ему, и он снова подумал, как мило ее длинное, нетерпеливое лицо, когда она улыбается.

– О, тетя Дина… – Он позвонил в звонок, чтобы узнать, как тот звучит, потом пощупал руль. – Спасибо. Это просто невероятно. Но как?…

– Некоторые вещи стоят каждого цента, который ты в них вложил, – только и ответила тетя Дина.

Подарок был не новым, но сохранился в отличном состоянии – дочь торговца скобяными товарами вступила в Женскую сельскохозяйственную армию, наказав продать велосипед, который купила совсем недавно. До конца войны и к неудовольствию Чистюли велосипед был лучшим другом Энтони за все время его пребывания в Боски.

Тетя Дина подготовилась к пикнику так основательно, что Энт почувствовал гордость. Холодная ветчина, горчица, хлеб и выращенные в собственном огороде помидоры – все, что нужно для настоящего пира, а еще странный напиток, приготовленный Диной из садовой мяты и небольшого количества сахара, получившийся очень вкусным, даже несмотря на то, что кусочки мятных листьев они выковыривали из зубов до самого вечера. Помидоры тоже оказались вполне съедобны, хотя и местами зеленоваты, а финальной нотой кулинарного триумфа Дины стали пять крохотных клубничин и – вот так сюрприз! – два леденца и шоколад, нашедшиеся в ее большом мужском шелковом платке, – по квадратику каждому из них. Сладости были очень дороги, на них уходило огромное количество купонов на сахар. Энтони растрогался.

Потом они лежали, зарывшись спинами в объеденную овцами траву и наблюдая за парящими над скалами чайками и рычащими, могучими бирюзовыми волнами в сотнях футах под ними, и Энт впервые за долгое время чувствовал себя спокойно. Он ощущал теплое солнце, пробивающееся сквозь порывы бриза, ощущал, как оно прокладывало себе путь ему под рубашку, а потом под майку, ощущал его на своих голых коленях и на лбу, щурился на него в небо. Он знал, что вокруг Канала бушует война и идут бои, но об этом не следовало волноваться в такой день, и пружина судорожного страха больно, до дурноты коловшая его сердце, впервые за долгие дни не распрямлялась.

Небеса чистого голубого цвета были бесконечны. Энт задумался о маме и папе. Могли ли они видеть его оттуда, где находились, могли ли наблюдать за ним? Он ненавидел мысль о том, что они теперь на небесах и беспокоятся о нем, потому что и сам бы волновался, если бы умер и оставил маму одну. Ему хотелось вскочить и закричать в это море, в это небо: «Со мной все в порядке-е-е-е! Я в безопасности-и-и-и, все хорошо-о-о!»