Труба Иерихона - Юрий Никитин

Комната оказалась вовсе без мебели. Даже без стульев.Простые серые стены, бетонный пол. От стен веяло могильным холодом.

Он пугливо обернулся. В руках у ментов уже были дубинки, аодин вовсе держал в руках настоящую бейсбольную биту. Явно отняли у какой-тогруппы, Головань и сам собирался приобрести такую же.

Ну, ребята, сказал сержант, вы там, наверху, слушали плохо.Сейчас, как вижу, слушаете хорошо. Очень даже внимательно. Ни слова непропускаете, верно? И запоминаете...

Второй, который с бейсбольной битой, прорычал люто:

Кончай языком трепать. Им это до фени...

Нет, сказал сержант. Наше дело ведь предотвращатьпреступления, так? Вот я и объясняю им, что обижать людей нехорошо. А ты сразумстить! Мы, милиция, не мстим. Мы защищаем покой мирных граждан. Вот и сейчасмы всего лишь предотвращаем... Утром их придётся выпустить. Но мы сделаем всё,чтобы они завтра никого не ограбили, не избили, не изнасиловали. А теперьприступаем!

Головань завизжал. Подростки завопили. Четверо двинулись наних, пятерых, но ни сам Головань, ни кто-то из его команды и не подумалсопротивляться: четверо здоровенных ментов это не трепещущие от ужаса жертвы.

Бетонные стены и толстая железная дверь глушили жуткиевопли, хрипы, стоны. Трое месили дубинками, упавших били ногами, а четвертыйходил с битой и высматривал особенно ловких, что, упав на спину и подогнувколени к подбородку, берегли живот и гениталии, умело укрывали почки, а такжепрятали лица.

Опытные, определял он. Ничего, мы тоже не с деревасвалились...

Взмах биты, хряск костей, невольный вопль, перемежаемый схрипами. Кровь брызгала на стены. На полу сперва появились капли, а потом всепятеро катались по залитому кровью бетонному полу.

Били долго, умело, зло. Пятеро орлов перестали прятаться отударов, только стонали, хрипели, вздрагивали. Бондаренко в последний раз ударилГолованя ногой под дых, носок сапога вошел глубоко, вроде бы даже сломалкакие-то хрящи.

Всё, сказал он, дыхание вырывалось с хрипами у самого,довольно... Михаил, прекращай!..

Константин перехватил руку Михаила, тот с битой в рукевнимательно присматривался к поверженным.

Стой. Тебе ж говорят, хватит!

Бондаренко сказал:

Михаил, успокойся. На первый раз хватит. Это был для нихпервый раз, понял? Если урока не поймут, то в следующий раз будет не простосопротивление властям, а... посмотрим. Может быть, попытка обезоружитьмилицию... с целью завладения... или овладения, как правильно?

Овладения, сказал Михаил с тяжелым дыханием, это когдабабу... А когда тебя...

Тоже овладение, вмешался Константин. Это когда с цельюовладеть... тьфу!.. завладеть нашим личным оружием, то это...

Михаил опустил биту. Он тоже тяжело дышал, глаза налилиськровью. Это была не та усталость, когда устал, он мог с мешком песка пробежатькилометр и не запыхаться, но сейчас его душила ярость. Впрочем, сержант тожеловит ртом воздух.

Вот что, подонки, сказал он громко. Слышите?.. Слушайте...Да, ещё нет закона... чтобы вы получили... не по этому дурацкому закону, а позаслугам!.. Но всё меняется, ребята. Мы начинаем защищать тех, кого обязывалисьзащищать! А Дума... или ещё кто-то... примет законы, которые нужны людям,примет! Иначе мы их тоже... так же... Дума она или Бездумье за дело! Всёпоняли?

В ответ слышались стоны, хрипы. Он с силой пнул одного вребра:

Слышал?

Избитый попробовал скукожиться, но покрытое кровоподтекамитело едва слушалось. Прошептал разбитым в кровь ртом:

Да...

Что я сказал?

Что... будете метелить...

Он закашлялся, изо рта на пол вылетел сгусток крови вместе свыбитыми зубами. Второй сипел разбитым горлом, один глаз уже заплыл, лицопревратилось в безобразную маску.

Сержант пнул его, заодно хрястнул битой по хребту.Переступил, наступил на шею Голованю. Тот лежал щекой на полу, изо рта теклатемная кровь, в кашице блестели осколки выбитых ударом биты зубов.

Повтори ты, гнида, потребовал сержант. Громко и ясно!

Головань что-то прохрипел. Бондаренко нажал сильнее, сказалзло:

Не слышу!

Головань сипел, лицо начало синеть. Бондаренко сказал сугрозой:

Не слышу. Придется ещё и шею сломать...

Головань, собрав все силы, просипел:

Больше не будем... Клянусь!

Бондаренко снял ботинок, брезгливо вытер о широкую спинуэтого вожака. Трое милиционеров отступили к двери, убирали дубинки за пояс.Сержант обернулся с порога:

А если будешь, то помни: в следующий раз сопротивлениемвластям, как сейчас, не отделаешься. Понял?.. Будет попытка к бегству. Илилучше: вооруженное нападение на милицию. Проконсультируйся у брата-юриста, чтов этом случае мы имеем право предпринять... Кстати, скажи, им тоже займёмся. Засотрудничество с бандитами.

Дверь недобро лязгнула. С громким звоном, что отозвалсяболью в черепах, задвинулся массивный засов.

Долгое время никто не двигался, только слышались стоны,оханье, двое ревели громко, не сдерживая слёз. Сперва началось как весёлоеприключение: били стёкла на троллейбусных остановках, пугали прохожих,приставали к одиноким парочкам, хмелели даже не от двух бутылок слабого вина напятерых, а от сладкого чувства вседозволенности... и вот чем кончилось?

Сука ты, Головань, прохрипел один. Ты что обещал?.. Яродителям сказал, что ушёл к Генке заниматься по алгебре!..

Подставил, гад, сказал второй. Охнул, выплюнул осколки зубов.Кто-то из этих ментов каждому врезал по зубам битой. Нарочито, гад, выбивал,калечил, ставил отметины. Ты ж сказал, что твой брат юрист... Нет такогозакона, да?

Головань задвигался, с усилием сел, прислонившись спиной кбетонной стене. Широкое лицо опухло, стало похожим на переспелую дыню. Глазаспрятались в щелки. Его трясло, он сдерживался, чтобы не стучать обломкамизубов, и так боль стегает по всему телу.

Нет такого закона, ответил он, едва двигая губами. Брат всёзнает... Мало ли что там у них лежит в Думе на рассмотрении!.. Пока закон непринят, его нет. Против нас... незаконно.

Пятый из его группы, самый младший, плакал навзрыд, хлюпалразбитым носом. Ему досталось меньше всех, но он видел, как зверски избивалиГолованя, как лупили его друзей, и сейчас в мозгу была только одна безумнаямысль: только бы выпустили отсюда живым! Только бы выпустили. Никогда больше,никогда-никогда... Ни за что не пойдёт кого-то грабить, к кому-то приставать,никогда в жизни не напишет на стене лифта словцо, от которого у взрослыхперекашиваются рожи... Пусть будет по-ихнему, но только бы больше не били, некалечили... Ясно же видел в глазах этих людей, что в следующий раз отсюда имдорога только в морг...