Моя свекровь и другие животные - Карина Демина

Ага, а он возьмет и послушается.

Но я набрала воздуха и так громко, как смогла, рявкнула:

– Стоять!

Как ни странно, зверь остановился.

Дернул головой и заурчал что-то крайне неодобрительное.

– Отпусти меня, – я дернула за костюм. Надо же, до чего местный шелк крепок. – Пожалуйста.

И вновь меня послушали.

Заухали только, затопотали и замотали головой, явственно намекая, что это место не слишком-то подходит для дружеских посиделок. Потолок вновь затрясся.

– Что это? – поинтересовалась я у жениха, который скривился и уши к голове прижал. – Может, пойдем уже, а?

– Бомбят, – произнес Нкрума сквозь зубы. – И пожалуй, ты права, нам стоит спуститься глубже, но я там не бывал. Чем глубже, тем…

Понятно.

Закопаться можно, но кто раскапывать станет? Впрочем, один проводник у нас имеется.

– А… – я оглянулась на палатку. – Ее ведь забрать надо.

Слова мои утонули в грохоте взрыва, и крупный кусок камня приземлился на серебристый полог, задержался на мгновенье, а после накрыл палатку, лишив проблему актуальности.

Нкрума схватил меня за руку.

– Идем! А ты – веди! И если вдруг вздумаешь нас сожрать…

Это предположение оскорбило нашего нового приятеля до глубины души.

– …Я тебе поперек глотки встану.

Нкрума осознавал, что происходящее невозможно, однако хвост ныл, подтверждая его реальность. А если так, то ему следовало воспользоваться обстоятельствами. Проблем и без того слишком много, чтобы создавать себе новые.

Рапан заухал и, отряхнувшись, потрусил к огромному провалу в стене. Он то и дело останавливался, убеждаясь, что и Агния, и Нкрума следуют за ним. И почему-то огромная змея, устроившаяся на спине – гадюка обвила костяной шип, – больше не казалась чем-то чуждым.

Взрывы продолжались.

Пять.

Семь.

Девять.

Они явно взрывали периметр, надеясь таким образом вскрыть глубинные пласты. Убеждены, что Древние защитили свою вотчину от такой малости, как поверхностный взрыв малой мощности? А дальше что? Ультразвуковые глушилки?

Или проходчики?

Их вряд ли много. Удовольствие дорогое, предназначенное для внешней разведки. До списания аппараты доживают редко. Есть, конечно, горнорудные, но у них защита послабее да и профиль иной. Значит, взрывы – первая стадия.

Ультразвуком тоже пройдутся, зачищая периметр.

Стандартный протокол.

Нкрума поморщился: не хватало, чтобы их задело. Он-то справится, в академии и этому учили, но зверье зверьем и останется.

Мы уходили ниже.

Глубже.

И я старалась не думать, сумеем ли мы подняться наверх, вообще выжить. Почему-то сейчас в логичность и даже правильность собственной смерти совершенно не верилось.

Коридоры мозга?

Как бы не так.

Просто коридоры.

Узкие.

Темные. Извилистые, которые сменялись другими, еще более извилистыми. Я задыхалась. И в боку кололо, как бывает после долгого бега. Перед глазами плясала мошкара, а где-то в желудке, не иначе, лежал камень, который и мешал двигаться.

Сволочь.

Но удары, доносившиеся сверху, становились глуше.

Тише.

И вовсе прекратились. Правда, ненадолго, скорее сменилась тактика: камень вдруг зазвенел. И тонко так, жалобно, а полосы на нем вспыхнули особенно ярко, и кажется, я оглохла и ослепла, и вообще отключилась, потому что в себя пришла уже сидящей.

На коленях жениха.

Тот держал меня осторожно, голову устроил на плече и покачивал, мурлыча что-то кошачье. И было так уютно и спокойно, что я почти согласилась потерять сознание вновь.

А что? Принцесса в обмороке, а то и вовсе во сне – сказочная история знала прецеденты, главное, что в себя я вернусь попозже, когда пираты будут изгнаны, подвиги свершены и настанет чудесный момент, когда героиня падает на могучую грудь героя. Ну, или не падает, но прижимается. Впрочем, грудь, а также все прочие части тела – вспомнив о некоторых, я, кажется, слегка покраснела – пребывали в полном моем распоряжении.

– А мы уже пришли? – робко поинтересовалась я, когда надоело притворяться мертвой.

– Пришли, – ответил Нкрума, но как-то не слишком радостно.

– А куда?

– Не знаю.

Понятно.

То есть ничего не понятно, но так оно и должно быть. Я поерзала, хотя жених не собирался выпускать меня из объятий.

– Так теплее, – пояснил он, и зверь, устроившийся рядом, отозвался клекотом. В нем мне чудилось и согласие – мол, действительно теплее, и возмущение, правда, уже не Нкрумой, которого не сожрали, а значит, признали за своего, но действиями чужаков.

– Ничего, – пообещала я. – Мы их прогоним. – И, помолчав, добавила: – Можете даже съесть… если отравиться не боитесь.

Как ни странно, но мое предложение было встречено одобрительным свистом. И жених, чуть поерзав, поинтересовался:

– У тебя голова не болит?

Я прислушалась.

Ныли ноги. И спина немного. Еще, кажется, рука затекла, но самую малость. Шею чуть тянуло, а голова… голова была ясна и готова мыслить. Эта ясность даже слегка пугала.

– Нет, – я все-таки села. Конечно, колыбель – это мило, но я все же немного вышла из того возраста, когда лежать в чужих руках и вправду удобно. – А у тебя?

– И у меня не болит. – Нкрума произнес это как-то печально. Уж не по поводу ли отсутствия мигрени он грустит?

– Ты огорчен?

– Не знаю. Это нехорошо.

Он мазохист?

Хотя с такой матушкой… Неокрепшая детская психика… Я погладила жениха по руке и спросила:

– Хочешь… не знаю, я тебе дубиной по лбу дам?

– Зачем? – Кажется, он несказанно удивился.

– Тогда голова точно заболит…

Змея, осознав, что я вернулась, медленно скользнула по ноге жениха, чтобы устроиться у меня на коленях. Да, я всегда мечтала о домашнем питомце, но вот как-то не о таком, что ли?

Более пушистого хотелось.

Нежного.

И змея, верно, что-то такое почувствовала, потому как с трудом поднялась и ткнулась ромбовидной головой в щеку, ласку выпрашивая. Да, внутри каждой гадюки живет милый пушистый крольчонок. И порой исключительно в переносном смысле.

– Ядовитый газ мы бы ощутили, – пояснил Нкрума. – Но анализаторы молчат, и, честно говоря, я не уверен, что это именно газ. Возможно, дело в излучении?