Чёрно-белый мир - Татьяна Андреева

сглаживает шероховатости, придаёт всему атмосферу таинственности. Вещи видятся иначе при свете дня. Впору было засмущаться, если бы мне предоставили такую возможность. Между пиками взбитой постели зеленел глаз. Крепкие пальцы обхватили запястье. Хриплый спросонья голос возмутился:

— Куда?!

— Мы не настолько близки, чтобы в подробностях расписывать, куда мне нужно утром! — вскинулась я, пытаясь свободной конечностью натянуть на себя одеяло.

Не получилось. Стёганое и уютное полетело на пол.

— Ну вот, отобрал последнюю надежду на тепло, а ведь обещал маечку отыскать.

Константин дёрнул за руку — я растянулась на подушках. Подмял под себя, вдавил в кровать, и мне из-за стиснутых рёбер оставалось только хватать ртом воздух.

— Здесь я главнокомандующий! А ты страж-недоучка, значит, должна слушаться, — объявил он.

Уголки его губ тянулись вверх. На изумрудных радужках играли солнечные блики.

— А иначе?

— Иначе…

Удерживая мои кулачки над головой одной левой, мучитель провёл пальцами правой по обнажённому боку. Жертва засмеялась и потеряла бдительность. Он втиснул колено между моих ног, подался вперёд, и я ахнула. Мне расхотелось веселиться.

Позже, когда Константин, с капельками влаги на коже и взъерошенными волосами, вышел из душа и сел за кухонный стол, я придвинула к нему дымящуюся кружку.

— Спасибо, — он тепло улыбнулся, перехватил мою руку и припал к запястью губами. — Не болит?

Погладила колючую щёку.

— Нет.

Конечно, мне было больно, но не от любовных игр, а от того, что скоро нам придётся расстаться. Я трусливо сменила тему.

— Ну так что, после завтрака доедем до высотки?

— Давай попробуем, — сказал он, ломая ложечкой пирог. — Вдруг что-то упустили.

Я вздохнула и поймала обеспокоенный взгляд.

— Просто немного переживаю, что поиски затянутся. Портал, вроде бы, не должен закрыться, а там кто его знает. Мы же не проводили этот ритуал раньше. И я всё время думаю о Сэм. Она тебя ждёт, всегда.

— Я дал себе три дня. Если ничего не нащупаю, вернусь. Мы всё равно встретимся с этой тёмной, я чувствую, и то, что мне известно о ней, — уже преимущество.

Вот как! Три дня, и мы попрощаемся навсегда… Мне пришлось изо всех сил напрячь спину, чтобы не дрожать.

— Ты уйдёшь со мной, естественно.

Сердце дёрнулось, ещё не веря, а потом забилось быстро-быстро, грозя выскочить из груди.

— Почему?

— Ну-у, я же тебя не убил. Тем самым взял на себя ответственность. А значит, должен приглядывать, как бы чего ни натворила.

— Буду пленницей?

— Тебе понравится.

— Да нет же, послушай, я серьёзно, ведь мне нельзя показываться на людях на Амираби. Сопровождать тебя я не смогу, меня нигде не примут, и что скажет твой отец? Вместо одной тайны получишь две. Когда-нибудь ты устанешь от этого, захочешь обзавестись семьей официально, и либо не сможешь от меня избавиться из соображений совести и тогда возненавидишь, либо прогонишь, и куда я пойду? Здесь у меня есть хотя бы эти стены, профессия, а там что?..

— То есть моё мнение не в счёт? — разозлился Кольдт. — Ты всё решила за меня. Малодушие или непорядочность? Хм, дай-ка пораскинуть мозгами, что из этого выбрать. Разве я давал повод думать о себе плохо? Или ты вообще никому не доверяешь? И знаешь будущее? А коли и так — не хочешь попробовать что-то изменить, если есть за что бороться?

— Прости! — слова давались с трудом. — Всё верно. Моя жизнь… будто разделилась на параллельные прямые. Одна проходит здесь, где у меня свой угол, хлеб, старые знакомые, другая — там, где ты, и Сэм, и Николас. Эти линии никогда не пересекутся, выбор непрост. Ты дал себе три дня, так подари и мне хотя бы это время. Я… подумаю.

— Я не согласен. Но понимаю. Стараюсь понять.

Он преодолел разделявшее нас расстояние, приподнял моё лицо за подбородок, провёл большим пальцем по пересохшим губам, и я утонула в тёплых объятиях и аромате свежескошенной травы. Это было нечестно, ведь он использовал самый сильный аргумент.

Через окна в лестничных пролётах солнце проникало на площадку перед лифтом. Тусклый огонёк в кнопке вызова виден не был, но приближающееся скрежетание давало надежду на скорый спуск вниз. Звук нарастал, затем внезапно стих. Так бывало перед тем, как громыхнут двери.

Кольдт как раз справился с моим поручением — повернул ключ в замке в последний раз. Я уже занесла ногу для того, чтобы ступить в кабину, как вдруг заметила, что внутри кто-то есть. В ширящемся проходе блеснули холодом глаза, и в ту же секунду моя спина врезалась в стену.

Сквозь пелену боли я услышала треск, лицо окатило жаром. Приоткрыв веки, увидела огненное копьё на подлёте к ноксильварке. Как ни странно, та не спешила уклоняться. Напротив, широко расставила ноги, раскинула руки и что-то прошептала. Копьё угодило точно в медальон с орхидеей. Искры пробежали по кругу и растворились в очертаниях цветка. Лишь слегка на груди покраснела кожа.

Усыпанные кольцами пальцы сложились в фигуру, из насмешливо изогнутого рта вырвался приказ. Четыре чёрные ленты, извиваясь и шипя, словно змеи, устремились к Константину и распяли его на железной двери. Пятая — намертво залепила уста. Женщина рассмеялась звонко и радостно, словно отхватила лучший подарок на Рождество.

— Точно жалкая мушка в паутине! Посмотри же… Полюбуйся на него!

Я встала между ней и Константином. Заставила себя не оборачиваться, чтобы ни на секунду не выпускать противника из виду. Мой взгляд был пригвождён к тёмной, к её завораживающей и в то же время пугающей красоте.

Она изменилась или, как говорят на Земле, сменила имидж. Бархатные юбки и накидка испарились. Их место заняли кремовое платье-футляр чуть ниже колен, чёрное меховое манто и остроносые сапожки на шпильке. Удлинённое каре подчёркивало длинную шею и высокие скулы. На губах алела помада, вкупе с крупными белыми зубами она придавала улыбке хищный вид. На фоне волос цвета воронова крыла и смуглой кожи особенно яркими казались лазурные глаза.

— Кто вы, и что вам нужно? — я решила сразу расставить все точки над «и».

— Не догадываешься? — сощурилась она.

Заключенная в круг орхидея. Выдающиеся способности. Мне вдруг вспомнилась Сэм, и две льдинки, мерцающие в глубине палатки в эпицентре лесного пожара. Такими радужки бывают только у фригонцев.

— Александра Гланц?

Её аккуратный носик сморщился.

— Порой я чувствую в себе этот проклятый холод. Он замедляет пульс, студит кровь, колет кончики пальцев. В Лусеате девочек не учат магии, знаешь? А жизнь калеки не для меня. Когда мне открылось, кто я, моим оплотом стал Силент.

Она выпрямила спину и расправила плечи.

— Ассандра Тенебрисс. Предпочитаю это