Кто боится смерти - Ннеди Окорафор

Мне стало смешно.

– Видишь горбы? Это все жир. Они могут не есть много дней.

На Дити и Бинту я не смотрела. При виде их мне все еще хотелось снова броситься и лупить, лупить, и лупить их.

– Я Бинта Кейта, – громко начала Бинта, не сходя с места. – Я ушла из дома, из Джвахира, чтобы найти новую жизнь… На мне было клеймо. Но я справилась, и больше клейма нет!

– Я Дити Гойтсемедиме, – сказала Дити, тоже оставшись, где была. – А это мой муж Фанази. Мы из Джвахира. Мы идем на запад, чтобы сделать, что сможем.

– Я иду за своей женой, – добавил Фанази, недовольно глядя на Дити.

Мы пошли на юго-запад, сверяя путь по карте Луйю. Было жарко, нам пришлось надеть покрывала. Впереди, не сбиваясь с пути, шли верблюды. Это удивляло всех, кроме Мвиты и меня. Уже глубокой ночью мы разбили лагерь, но слишком устали, чтобы что-либо готовить. Через несколько минут мы уже разошлись по палаткам.

– Как ты? – спросил Мвита, притягивая меня к себе.

Его слова сработали, как ключ в замке. Все эмоции, которые я прятала, вдруг решили вырваться из моей груди. Я уткнулась лицом ему в плечо и расплакалась. Через несколько минут мое горе превратилось в ярость. В груди застучало. Я безумно хотела убить отца. Тогда я как будто убила бы тысячу мужчин, нападавших на меня. Я отомстила бы за маму, за себя.

– Дыши, – шепнул Мвита.

Я открыла рот и вдохнула его выдох. Он снова поцеловал меня и тихо, бережно, мягко произнес то, что слышат от мужчин очень немногие женщины. «Айфунанья». Это древние слова. У других народов их нет. Не существует прямого перевода на нуру, английский, сайпо или ва. Эти слова имеют смысл, только если мужчина говорит их женщине, которую любит. Женщина может сказать их, только если она бесплодна. Это не заклинание. Не в том смысле, который известен мне. Но у этих слов есть сила. Они связывают, если произнесены искренне и чувство взаимно. Это не то, что слово «люблю». Мужчина может говорить женщине «люблю» хоть каждый день. Айфунанья произносится лишь раз в жизни. Айфу значит «смотреть», н – «в», а анья означает «глаза». Глаза – окно в душу.

Я чуть не умерла, когда он сказал эти слова, потому что не думала, что услышу их от мужчины, даже от Мвиты. Вся грязь, которой поливали меня мужчины, их непристойные слова и мерзкие действия – все это больше ничего не значило. Мвита, Мвита, Мвита – Судьба, спасибо тебе еще раз.

Мы шли уже несколько недель, когда Мвита наконец решил, что пора сделать привал на пару дней. В Банзе произошло кое-что еще. Оно началось, как только мы покинули Джвахир, но теперь четче оформилось. Наша группа раскололась по нескольким линиям. Был раскол между мужчинами и женщинами. Мвита и Фанази часто уходили куда-то вдвоем и часами разговаривали. Но разделение по половому признаку – это нормально. Хуже был раскол между Бинтой и Дити с одной стороны и мной и Луйю с другой. А больше всего проблем вызывал раскол между Дити и Фанази.

Я все вспоминала то, что Фанази сказал верблюдам – мол, он пошел с нами в основном ради Дити. Я-то думала, его главной мотивацией было видение, которое я ему показала, – о том, что на самом деле творится на Западе.

Я забыла, что Фанази и Дити любят друг друга с детства. Они решили пожениться, как только узнали, что это такое. Фанази убивало то, что Дити кричала от его прикосновений. Он несколько лет сох по ней, пока не набрался храбрости попросить ее руки. Конечно, он не мог отпустить ее одну. Но, покинув Джвахир, Дити и Бинта открыли для себя жизнь свободных женщин. Шли дни, и когда Дити и Фанази не ругались, они не замечали друг друга. Дити окончательно переехала в палатку к Бинте, которая не возражала. Мы с Мвитой слышали, как они перешептываются и хихикают, иногда глубокой ночью.

Я была уверена, что смогу помочь. В ту ночь я сделала каменный костер и приготовила большой котел похлебки из двух зайцев. Затем созвала всех. Когда все расселись, я разлила похлебку в щербатые фарфоровые миски и раздала всем, начав с Фанази и Дити и закончив Мвитой. Какое-то время я смотрела, как они едят. Я добавила в похлебку соль, травы, кактус и верблюжье молоко. Было вкусно.

– Я чувствую напряжение между нами, – сказала я наконец. Слышен был только стук ложек по фарфору, чавканье и жевание. – Мы в пути уже три месяца. Мы далеко от дома. И мы идем в плохое место, – я помолчала. – Но здесь и сейчас самая большая проблема – это вы двое, – я указала на Фанази и Дити. Они взглянули друг на друга и отвернулись. – Мы выживаем лишь благодаря друг другу. Вам нравится похлебка? Она приготовлена на молоке Сэнди.

– Что? – вскричала Дити.

– Фу! – взвизгнула Бинта.

Фанази выругался и отставил миску. Мвита усмехнулся и продолжил есть. Луйю с сомнением глядела в свою миску.

– Неважно, – продолжила я. – Вы называете себя мужем и женой, но спите в разных палатках.

– Она сама сбежала, – вдруг сказал Фанази. – И вела себя в той таверне как мерзкая шлюха-эву.

Снова-здорово. Я сжала губы, сосредоточившись на том, что собиралась сказать.

– Заткнись, – огрызнулась Дити. – Мужчины всегда думают, что если женщине хорошо, то она обязательно шлюха.

– Да любой из них мог тебя поиметь!

– Может быть, но за кем они увязались вместо этого? – сказала Дити, злобно мне улыбнувшись.

– Помоги нам Ани, – простонала Бинта, глядя на меня.

Я встала.

– Ну давай, – сказала Дити, поднимаясь. – В прошлый раз ты меня не убила.

– Эй! – крикнула Луйю, становясь между Дити и мной. – Да что такое с вами?

Мвита на этот раз просто сидел и смотрел.

– Что такое со мной? Ты спрашиваешь, что со мной? – рассмеялась я во весь голос.

– Дити, ты хочешь что-то сказать Онье? – спросила Луйю.

– Ничего, – сказала Дити, глядя в сторону.

– Я знаю, как его снять, – сказала я громко, едва дыша от злости. – Я хочу тебе помочь, тупая ты бестолочь! Я поняла как, когда лечила Нууму.

Дити уставилась на меня.

Я набрала воздуха в грудь.

– Луйю, Бинта, здесь ни души, но, может быть, в какой-нибудь деревне или городе, мимо которых мы проходим… Не знаю. Но я могу снять заклятие.

Я повернулась и ушла в палатку. Пусть они ко мне приходят.

Через час пришел Мвита с миской похлебки.

– Как ты это сделаешь? – спросил он.

Я взяла у него миску. Я умирала от голода, но гордость не позволяла выйти и налить себе похлебки.

– Им не понравится, – сказала я, вгрызаясь в кусок мяса. – Но оно сработает.

Мвита подумал с минуту. Потом усмехнулся.

– Ага, – сказала я.