Мисс Сильвер приезжает погостить. Гостиница "Огненное колесо" - Патриция Вентворт

Он нечасто ездил в контору на машине. Он жил в том же доме, где родился он сам, а до него – его отец и дед. Когда дом построили, он стоял на окраине города, и вокруг него до сих пор сохранился сад, но открытое раньше пространство вокруг теперь было плотно застроено. Поскольку до конторы было меньше полумили, он обычно проделывал этот путь пешком.

Нынешний день ничем не отличался от всех прочих бесчисленных дней, когда он быстро закрывал за собой дверь, минуту стоял, наслаждаясь свежим воздухом, потом спускался по двум невысоким ступенькам на тротуар, поворачивал направо и шел в сторону Главной улицы – шляпа чуть сдвинута набок, в руке кожаный портфель. Без четверти десять он обычно доходил до ближнего конца Главной улицы, а когда часы на колокольне церкви Святой Марии отбивали десять, он уже сидел за своим столом и просматривал утреннюю почту.

Нынешнее утро понедельника ничем не отличалось от других. Впоследствии дюжина людей вспомнит, что они его видели и пожелали ему доброго утра. Каждый прокомментирует с разной степенью удивления: «Он выглядел совершенно как обычно», «Его вид ничем не отличался от обычного», «Никогда бы не подумал, что с ним что-то не так».

Мистер Холдернесс и сам бы ничего такого не подумал. Сентябрьское утро выдалось ясным, он чувствовал себя живым, энергичным и пребывал почти на вершине блаженства. Предки его были родом с севера Англии. Если бы им суждено было родиться гораздо севернее, на границе Шотландского нагорья, то его состояние можно было бы описать как «неземное»[17]. Он побывал в серьезной опасности, он сильно рисковал. Риск придает жизни остроту. Он сумел превратить неудачу в успех, опасность в благополучие и сделал это при помощи ловкости ума, быстроты мысли и крепкой правой руки. Неплохо для шестидесятипятилетнего мужчины. Многие моложе его могли бы пойти ко дну. Он спас себя самого и свою фирму. Мир – вполне хорошее место для жизни.

Он вызвал Алана Гровера и велел принести документы по делу Джардина. Когда тот принес их и снова вышел, мистер Холдернесс посмотрел ему вслед, нахмурившись. Парень был сам на себя не похож: опухшие глаза, трясущиеся руки. Он нахмурился еще сильнее. «Надеюсь он не пьет», – подумал он. Нехорошо, если он пристрастился к этому, совсем нехорошо. Он всегда казался очень уравновешенным молодым человеком, но никогда нельзя знать наверняка.

Он занялся делом Джардина, когда услышал шаги: это были тяжелые шаги нескольких человек, которые поднялись по лестнице и направлялись к его кабинету. Он поднял взгляд, и таким его увидели вошедшие – начальник полиции и комиссар Дрейк. Констебль Уиткомб закрыл за ними дверь и остался снаружи.

Они стояли у закрытой двери и смотрели на него: прямая фигура в хорошо скроенном костюме, густые седые волосы, дугообразные темные брови над красивыми темными глазами, румяное лицо. Если бы не современный костюм, он бы выглядел точь-в-точь как его прадед. Эта мысль промелькнула у Рэндала Марча: он словно из восемнадцатого века. «Пусть тот берет, кто всех сильней, и пусть владеет он»[18]. Он не помнил, откуда эти строки, но они подходили к ситуации.

Со стены над камином на комнату мрачно взирал темный портрет Стенвея. Мгновение стояла тишина. Многое может случиться за одно мгновение: высоченная башня, выстроенная в гордыне, своеволии и надменности, с треском может рухнуть – раз и навсегда. Рэндал Марч шагнул вперед и серьезно сказал:

– Мы пришли с неприятным поручением, мистер Холдернесс…

Лицо мистера Холдернесса ничего не выражало, только румянец потемнел. «Правда?» – сказал он без всякой дрожи в голосе.

Комиссар Дрейк подошел к столу, вынул блокнот и спросил, глядя в него:

– Номер вашей машины – ХХМ 312?

– Разумеется.

– У нас есть сведения, что она была припаркована на обочине подъездной аллеи Меллинг-Хауса между десятью и десятью двадцатью вечера в прошлую среду и еще раз в субботу вечером, между девятью тридцатью и десятью часами.

Мистер Холдернесс по-прежнему сидел прямо, одна его рука лежала на краю стола, в другой он держал документы, которые до того изучал.

– Могу я спросить, кто предоставил вам эти сведения?

– Человек, которому знакома ваша машина и который может подтвердить это под присягой.

Лист бумаги в руке мистера Холдернесса тихо хрустнул оттого, что он сжал пальцы. Видимо, этот звук привлек его внимание, потому что он посмотрел на свою руку. Пальцы разжались, он разгладил бумагу и положил ее на стол.

– Это мой клерк, Алан Гровер – он живет в Меллинге. Что ж, джентльмены, я заезжал к миссис Уэлби в оба эти вечера. Это ведь не преступление – прийти в гости к красивой женщине? Не хочется афишировать подобные вещи, особенно в деревне, полной сплетников, но я полностью готов признать, что нанес ей эти два визита. Что из этого?

Дрейк резко сказал:

– Вы были недалеко от Меллинг-Хауса между десятью и десятью тридцатью вечером среды.

Мистер Холдернесс улыбнулся.

– Я заезжал к миссис Уэлби.

– В такой час?

Улыбка не исчезла.

– Мой дорогой инспектор…

– Вы утверждаете, что были у миссис Уэлби?

– Я уверен, что она это подтвердит.

На мгновение повисла напряженная тишина. Дрейк взглянул на начальника полиции. Марч спросил:

– Разве вам неизвестно, что миссис Уэлби мертва?

Холдернесс рывком поднял руку, в которой до того держал бумаги, и уронил ее на колени. Его цветущий румянец заметно поблек.

– Нет… Нет… Какой ужас.

– Вы об этом не знали?

– Нет, нет, откуда же?

– Вы были с ней в субботу вечером. В воскресенье утром ее нашли мертвой.

– Отчего она умерла?

– Передозировка снотворного.

Мистер Холдернесс откинулся на спинку стула и еле слышно сказал:

– Это такое потрясение… Я знал ее с тех пор, как она была еще девочкой… Дайте мне минуту…

Спустя минуту он успокоился и взвешенно сказал:

– Я вижу, что мне нужно рассказать вам о том, о чем, как я надеялся, мне не придется рассказывать. Миссис Уэлби не только была моей клиенткой – она была давним другом и иногда спрашивала у меня совета. Она пришла сюда в субботу утром и рассказала, что оказалась в весьма серьезном положении. Должен сказать, что она несколько лет жила в Гейт-Хаусе, практически не платя за него аренду. Миссис Лесситер обставила для нее этот дом, и миссис Уэлби – правильно или нет – сочла, что вся эта мебель ей подарена. Она дошла даже до того, что кое-что из нее продала. Когда мистер Лесситер вернулся домой, он сразу же занялся этим вопросом – он приходил ко мне по этому поводу. Он заподозрил, что кое-какие вещи проданы, включая весьма ценную миниатюру Косвея, и настроен он был весьма мстительно. Я изо всех сил старался его смягчить, но он упорствовал в своем намерении подать в суд, если ему удастся найти достаточные доказательства. В среду вечером он позвонил мне и сказал, что нашел оставленные матерью записи, в которых четко указано, что вещи в Гейт-Хаусе были даны миссис Уэлби во временное пользование, но не подарены. Он снова повторил, что намерен подать в суд. Догадавшись, что он сообщил об этом миссис Уэлби, и зная, как тяжело это будет для нее, я сел в машину и поехал к ней.