Ложная красота - Наталья Кочетова

Ошарашенный и ничего не понимающий, я поплелся на выход. А на улице меня уже ждал брат. Я увидел его, и не знал, чего мне хочется больше, обнять его или зарядить в челюсть. Я подошел к нему и прошипел.

— Ты что натворил, идиот?

Брат уже вскинул руку, чтобы обнять меня, но завис на полпути. Удивленно моргнул и уставился на меня, как на придурка.

— В смысле?

— Ты где деньги взял, Ваня? Где взял такую сумму? На этого хлыща, и на выход под залог? — Кивнул я в сторону здания, из которого только что вышел.

— Ну, — замялся брат, — пришлось немного взять из тех, что ты дал мне…

Брат не успел договорить, я схватил его за грудки, и сильно тряхнул.

— Зачем? Какого черта, Ваня?! Эти деньги нужны были тебе для лечения. Они были нужны тебе! — Зарычал я в его лицо.

Ваня на секунду опешил, даже испугался, а затем резко отбросил мои руки и уставился на меня строго и хмуро.

— Брат мне тоже нужен. — Сказал раздраженно, но твердо.

Я тяжело выдохнул и отступил. Прижал ладонь к лицу и с силой провел вниз, будто хотел стереть все это непонимание, злость, и что греха таить… радость. Да, неуместную, но радость. И от того что была эта самая радость во мне, была, твою мать, когда ей совсем не было места, хотелось шандарахнуть себя головой о стену. Хотелось грохнуть себя кулаком в грудину, где уже во всю ворочались мерзкие куски чувства вины. Все это неправильно, все это чертовски неправильно. В корне неверно. И так все запутывает. Я не должен был радоваться свободе ценой здоровья брата, но я радовался. Я хотел свободы. Ваня не должен был так расставлять приоритеты, но он расставил. Он принял решение, о котором я не просил. Свое личное решение. И от этого было и тошно и радостно одновременно. Было больно и в то же время что-то такое зажглось внутри, потеплело в грудной клетке. Было ощущение, что происходит нечто важное, будто очень дорогая, ценнейшая вещь, сломанная пополам на две равные части, абсолютно несовместимые, чужие, ненужные, вдруг начала срастаться. Казалось что то, потерянное, самое ценное, что может быть между братьями, возвращалось в нашу жизнь.

Значило ли это, что Ваня больше не будет смотреть на меня с упреком, я не знал. Но теперь я знал, что я важен для него. Действительно важен. Важнее роста, перспектив, желаний и целей.

— Ну и дурак же ты. — Протянул я со вздохом.. — Это был твой последний шанс спасти ногу.

Ванька тоже вздохнул, а затем расправил плечи, и хлопнул меня по плечу.

— Ну, — бодро бросил брат, — ноги у меня две, а брат один. — Изрек глубокомысленно и криво улыбнулся.

Я с сожалением посмотрел на него и поморщился.

— Я снова все испортил. Прости, что так вышло. — Протянул я, пряча руки в карманы. Брат улыбнулся, закинул руку мне на плечо и подтолкнул. Мы пошли вперед по заснеженной аллее.

— Да брось, это ж было мое решение. — Непринужденно выдал Ваня. — А вообще, все это было предсказуемо. Ты всегда любил вляпываться в разные дурацкие истории. Ты по другому просто не можешь, такой уж ты есть. — Ухмыльнулся брат. — А на счет денег… я оплатил только адвоката, на большее там бы не хватило. — Я вопросительно посмотрел на Ваню, и он пояснил. — Остальное оплатил мужик этот… как там его, Виктор Беркутов, ну… отец этой твоей красотки.

Я остановился в полушаге.

— Как она? — Протянул, с опаской глядя на брата, но тот только ухмыльнулся.

— Да нормально все с ней. Я в тот же день, как ты попросил, приехал и нашел в больнице ее родителей, все разузнал. Жива твоя красавица. Не могу сказать, что цела и невредима, но ее заштопали, крови в нее влили прилично, вроде нормально все. Восстанавливается, короче.

Я выдохнул, от облегчения прикрыв глаза. Слава богу, она жива. От сердца отлегло, в груди разлилось тепло, и я сделал большой медленный вдох, такой сильный и глубокий, вкусный, свободный, будто всё это время находился под землёй и вообще не дышал.

— Мне надо в больницу, — сказал я, — прямо сейчас.

Ванька снова ухмыльнулся.

— Не сомневаюсь.

Я порывисто обнял брата, с силой прижал его к себе.

— Спасибо тебе. За всё спасибо.

Ванька только хмыкнул в ответ. Снова хлопнул меня по плечу и пошёл в сторону дома. Я же бегом побежал в больницу.

До больницы я добрался всего за несколько минут, а вот в больнице, что-то не заладилось. Я то не мог найти палату, то проехал на лифте нужный этаж. Я нервничал, я сильно волновался в предвкушении встречи, меня буквально трясло, и мысли в голове путались, не давая сосредоточиться.

Наконец я нашёл нужную палату, но Полины там не оказалось. Я вышел в коридор и растерянно огляделся. Ну куда она могла подеваться? Она ведь, должно быть, ещё очень слаба, и вряд ли могла бродить где-то по больнице. Где же она? Где её искать? Я стоял, как идиот и крутил головой туда-сюда, даже в окно выглянул, будто бы она могла бы прятаться где-то в сугробе, как вдруг боковым зрением увидел движение справа в конце коридора. Я резко повернул голову и наконец увидел её. Полина шла медленно, опустив голову, осторожно ступая по полу, придерживаясь рукой за стену. Её шатало от слабости. Она сильно похудела, и осунулась. От былой Полины осталась одна лишь тень. В груди больно царапнула жалость, я сделал шаг ей навстречу, не в силах смотреть на то, как тяжело дается ей каждый шаг. Полина почувствовала движение и подняла голову. Замерла, прилипнув взглядом к моему лицу. Она застыла, и с минуту кажется даже не дышала, глядя на меня так, будто не узнавала, или не верила своим глазам. А потом отмерла, судорожно вздохнула, ее подбородок затрясся, по щеке скользнула слеза, и она стала медленно оседать на пол, будто ее разом покинули все силы. Я словно, очнувшись ото сна, сорвался с места, и, подбежав к ней, подхватил её, лёгкую и почти невесомую, на руки.

— Это ты, — всхлипнула девушка, обхватывая мою шею руками и прижимаясь к моей груди щекой, пока я нес ее в палату, — ты здесь, ты пришёл.

— Конечно я здесь, Пришелец, где ж мне ещё быть? — усмехнулся я с горечью в голосе, аккуратно укладывая её на постель.

Она выглядела такой маленькой и хрупкой, ещё меньшей и более слабой, чем когда я впервые её увидел. Она обхватила мою руку настолько крепко, на сколько позволяли её силы, будто бы боялась, что я исчезну. Я наклонился и нежно поцеловал её в губы.

— Я здесь. Я рядом, я всегда буду рядом. — Зашептал успокаивающе, покрывая поцелуями всё её лицо, каждый миллиметр бледной кожи.

Она улыбалась, из её глаз текли счастливые слезы, её руки трогали моё лицо, пальцы касались скул, губ, скользили по шрамам, и я думал, Господи, какая же в сущности мелочь эти шрамы. Как же всё это не важно. Как это мелко и несущественно.

Ни красота, ни шрамы, ни вообще внешность, на самом деле не имеет никакого значения. Для моего Пришельца уж точно. Она другая, и мир видит по-другому. Она может различить красоту даже в самом невзрачном объекте, увидеть прекрасное в уродливом, заметить нечто удивительное в самых простых местах. Она замечательная. Чувствительная, ранимая, хрупкая, но и сильная духом одновременно. Красивая телом. Красивая душой. Эта девушка, самая важная девушка в моей жизни, считает меня красивым, а остальное… да разве это имеет какое-то значение?