Мефодий Буслаев. Карта Хаоса - Дмитрий Емец

Когда выпитая темнотой сетчатка глаза привыклак свету, Меф увидел длинный коридор, ширину которого сужали полки с книгами.Книги были самые случайные и хаотичные, говорящие не столько о вкусах хозяина,сколько о его привычке покупать печатную продукцию в целом. К Прасковье иРомасюсику они явно не имели никакого отношения. Маловероятно, что Прасковьячитала «Диету на каждый день», а Ромасюсик часто листал подшивку журнала«Октябрь» за 1981-й и 1982 год.

Коридор упирался в кухню. Налево была дверь вкомнату, с фиолетовым стеклом. Выпуклое стекло пузырилось светом. Мефодийтолкнул дверь и осторожно заглянул.

Он увидел маленькую комнату, угловую, с двумяокнами. На тумбе мелькал телевизор, почему-то с выключенным звуком. За круглымстолом, положив подбородок на высоко поднятое колено, в полном одиночествесидела девушка. Перед ней стоял нетронутый торт со свечами. Свечи никто не задул,и они прогорали, пока, закапав торт, не погасли сами собой.

Меф испытал острый укол жалости. У девушкибыло лицо человека, который, никому и ни во что не веря, нашаривает себя втемноте.

– Эй! – окликнул Буслаев.

Девушка порывисто вскочила. Голубые до прозрачностиглаза. Бледное, тоже почти прозрачное лицо с тонкими прожилками и внезапно алыйбутон губ.

Мефа захлестнуло странное, смешанное,непонятное чувство. Девушка ему не нравилась и была не в его вкусе. В то жевремя что-то в ней волновало его и наполняло жаром. Если то чувство, котороесегодня он испытал к девушке, просящей называть себя Даф, было ровным,спокойным, дарящим ему спокойную уверенную радость, то тут был нервныйпритягивающий жар. Это было удовольствие, но удовольствие выжигающее и опустошающее.

– Привет! – поздоровался Меф, делаяусилие, чтобы голос звучал естественно. – Прасковья – это ты? С днемваренья!

Девушка молчала, продолжая смотреть на негопрозрачными глазами. Шагнула, коснулась пальцами щеки. Её рука была прохладной,но странным образом и от нее исходил жар.

«Опасный маленький зверек, вроде ласки!» –подумал Меф, глядя на мелкие, очень белые зубы Прасковьи, оскаленные вполуулыбке. Он как-то подсознательно ощутил, что эта девушка играетпо-крупному, не боясь обжечься. Ближе всего ей техника раскаленного кинжала.Одним концом наносим удары, за другой держимся сами.

Прасковья была похожа на человека, неосознающего последствия чего бы то ни было. В невинных ее глазах было вечноеудивление трехлетнего хулигана, который разобрался наконец, что мама вовсе непридиралась, когда просила не тыкать ее работающей дрелью.

Мефа опять стала разрывать двойственность.Одну половину его тянуло к Прасковье, другая же упрямо нашептывала, что этосовсем не то и что в бассейн, куда он собирается прыгать ласточкой, забылинабрать воды.

– Никаких служебных романов! Рабочее времядолжно принадлежать работе! Семнадцатое правило сотрудника «Звездногопельменя», желающего быстро продвигаться по службе! – сказал Меф вслух.

Прасковья опустила руку. Посуровела и точноспряталась за стеклянной стеной глаз.

В комнату просочился Ромасюсик и замер удверей. Демонстрируя внимание, он высовывал язык как ящерка и сразу его убирал.

– Нашел выключатель? – спросил у негоМеф, возможно впервые в жизни радуясь Ромасюсику.

Шоколадный юноша замигал и, излучая честность,заявил, что понятия не имеет, о каком выключателе идет речь. Он ходил на кухнюпоставить чайник. Он ставит его каждый день, потому что очень любит чай. Можетдаже показать справку от доктора, что чай ему полезен.

На этом месте своего рассказа Ромасюсиктаинственно икнул и посоветовал самому себе заткнуться. Меф слегка удивился и,вновь вспомнив про день рождения, извинился, что поздно узнал и у него нетподарка.

Прасковья, продолжавшая пристально инедоверчиво разглядывать Мефа, дернула щекой в направлении подоконника.

– У меня уже есть подарок от дяди. Он прислалего даже раньше срока. Довольно забавный! Только, по-моему, он подарил мне этуштуку потому, что сам толком не знал, что с ней делать! – пояснил Ромасюсиксдавленным голосом.

Меф увидел, что на подоконнике стоитдеревянная шкатулка с торчащим из нее микроскопным окуляром.

– Ну, значит, он как Эдька, – сказал он,пытаясь представить, кем может оказаться дядя Прасковьи.

Небось какой-нибудь великий предприниматель.Сидит, пузо чешет и размышляет, чего бы такого еще предпринять.

– Брат твоей матери? – спросила Прасковья,демонстрируя осведомленность. К этому времени Буслаев более-менее научилсяразличать собственный голос Ромасюсика и голос «захваченный».

– Да. У Эдьки два принципа: первый – даритьнадо то, что так и так придется покупать. Маме он подарил на юбилей новуюраковину. Прежняя кокнулась, когда он наступил на нее, чтобы поменять лампочку.И второй: дарить то, что нужно ему самому. Когда нашей двоюродной бабушке быловосемьдесят лет, он, говорят, подарил ей пневматическое ружье, – сказалМеф.

Прасковья рассеянно кивнула. Чувствовалось,что принципы Эдуарда Хаврона ей неинтересны.

– Загляни в шкатулку, если хочешь. Только непытайся открыть. Это невозможно. Я уже пыталась, – разрешила Прасковья.

Зажмурив левый глаз и приникнув правым кокуляру, Меф испытал чувство, будто то, что он видит, происходит одновременнокак в самой шкатулке, так и где-то вне ее, таким все было крупным, реальным исовершенно не лилипутским. Он увидел просторный кабинет, а в нем юркогожизнерадостного человека средних лет, длиннорукого и коротконогого, свсклокоченными седыми волосами гения и острой, торчащей вперед бородкой.

За человеком, не давая ему отдохнуть,неторопливо ползал неприятного вида паук размером с теленка. Всякий раз, какпаук должен был коснуться его, длиннорукий отбегал шагов на десять иостанавливался, отдыхая перед новой перебежкой.

– Кто это? – спросил Меф.

– Парамон Востряков! Большой оригинал!Неунывающий старичок, совершивший семь неудачных побегов из Тартара! Не читалего книжек? – сказала Прасковья.

Меф не читал.

– А вот это напрасно! Занятные такиеоккультные книжечки! – покровительственно похвалила Прасковья. – Теорияравновеликости добра и зла, всякие компиляции восточных религий, очищениеэйдоса лимонным соком, разговоры с духами умерших (на самом деле говорят заних, конечно, комиссионеры) ну и так далее… В молодые годы, желая обрестивсеведение и бессмертие, заключил с дядей сделку. Суть сделки такая: он сможетвсегда, даже и после смерти, оставаться в своем кабинете! Он считал, что этопоможет ему избегнуть Тартара. И разве он его покинул? Дядя взял да и перенесего кабинет в Тартар! А некоторые еще говорят, что он не держит своего слова!