Блик - Рейвен Кеннеди

Из-за того, что фонарь тоже не горит, я не замечаю чужого присутствия, пока с другого конца палатки не раздается голос:

– Хорошо погуляла, Аурен?

Изо рта вылетает испуганный крик, и я рывком оборачиваюсь, прижав ладошку к груди. В ужасе таращу глаза, пока не замечаю очертания шипов на спине тени.

Забавно, что ритм моего сердца успокаивается от силуэта чудовища.

– Ты меня напугал, – дрожащим голосом говорю я и опускаю руку.

– Правда?

Рип неподвижно сидит на своем паллете, голос у него странный: кажется, он впервые говорит со мной другим тоном.

От предчувствия беды по телу ползут мурашки.

Проливающийся на пол луч лунного света словно проводит между нами черту.

Рип просто сидит в темноте, не говорит, не двигается. Чешуйки на его скулах переливаются в тусклом свете, черные глаза видны только из-за радужного блеска. Он как дикий кот, поджидающий на балках, когда можно будет воспользоваться слабостью ни о чем не подозревающей мыши.

– Рип? – спрашиваю я и чувствую неловкость от того, что мой голос звучит так робко и тонко.

Он не отвечает. Я ужасно нервничаю и сейчас боюсь его чуточку сильнее, чем раньше. Какой контраст с тем облегчением, что я испытывала всего несколько мгновений назад.

Стоя в одной сорочке, ощущаю, как подкашиваются коленки, но не знаю, дрожу я от холода или от жуткого испуга.

Делаю шаг назад, и в ту же секунду Рип плавно встает, двигаясь с грацией, на которую не должен быть способен такой мужчина, как он. Я вздрагиваю, как кролик, пойманный в капкан, но знаю, что от этого удавка вокруг шеи будет стягиваться только быстрее.

От ощущаемой угрозы сердце колотится, ленты начинают раскручиваться, словно предвосхищая нападение.

Три шага – и вот Рип стоит напротив, так близко, что мне приходится запрокинуть голову, чтобы взглянуть ему в глаза. От сухости отяжелевший язык прилипает к небу.

Рип так близко, что я чувствую, как под его кожей что-то назревает, чувствую эту грубую злость, остро повисающую в воздухе.

Может, так и есть. Может, пришло наконец время познать яростную жестокость, которой Рип так славится.

Можно покончить с этим фарсом и встретиться с ним настоящим. Тогда я смогу его возненавидеть и больше никогда не окажусь в смятении.

Поэтому встаю увереннее и отвожу плечи назад, ожидая удара. Жду, когда затянется петля и я повисну в воздухе.

Но Рип всегда все делает вопреки моим ожиданиям.

Он поднимает руку и хватает меня за шею, будто собираясь задушить прямо здесь, в этой палатке. Я начинаю дрожать, когда его пальцы смыкаются вокруг моего горла, вот только он их не сжимает. Просто держит, словно выжигая на мне клеймо.

– Я не должен был найти тебя на том пиратском судне, – шепчет он. Его голос ласкает мой слух водной рябью меж плещущихся волн.

Я часто моргаю, пытаясь уцепиться в темноте за его черные глаза, стараясь не замечать жар его руки на моей коже.

Рип уже в который раз сбивает меня с толку, и я не знаю, что ответить, не знаю, как поступить. Мгновение думаю, что он все-таки собирается свернуть мне шею.

Я должна его отпихнуть, оттолкнуть своими лентами, напомнить, что я не люблю, когда ко мне прикасаются… но ничего такого я не делаю и не совсем понимаю причину.

– Ты не должен был забирать меня с собой, – говорю я, горло дрожит под его рукой, в попытке защититься я заставляю голос налиться сталью.

Рип водит кончиком пальца по коже, под которой бешено пульсирует кровь.

– Нет, должен был, Золотая пташка.

А потом наклоняется и легонько касается моих губ.

Я чувствую его вздох, и это только подначивает меня вкусить его. Его дыхание сливается с моим, он словно вдыхает в меня свое изумление.

Рип не прижимается к моему рту, не напирает. Губы двигаются едва ощутимо, а потом он и вовсе отстраняется.

Я даже не знала, что закрыла глаза, пока мои налившиеся свинцом веки вновь не приоткрылись. Рип ведет рукой по моей шее вверх к подбородку так, словно скользит по самому краю.

– Тебе будет приятно узнать… – тихо начинает он, блуждая взглядом по моему лицу.

Я изумленно смотрю на него, стараясь не трогать еще покалывающие губы, пытаясь осознать, что он только что сделал.

– Что? – спрашиваю я дрогнувшим голосом у темноты.

Рип опускает руку, и мое тело подается ему навстречу прежде, чем я успеваю опомниться. Я словно хочу последовать за его рукой, вернуть его прикосновение.

– Скоро мы прибудем в Пятое королевство.

Его слова звучат резко. Они не подходят этому обескураживающему, интимному мгновению.

Что-то во мне надламывается.

– О.

Рип протягивает руку и убирает с моего плеча прядь волос, и воздух касается кожи, как еще один легкий, едва ощутимый поцелуй. Он поднимает на меня взгляд, теперь твердый как гранит.

– Уверен, ты будешь рада увидеть своего царя, – с непроницаемым лицом говорит он. – Тем более сразу же после того, как отправила ему послание.

Я отшатываюсь от него, его слова, словно пощечина, бьют меня по лицу. Разинув рот, смотрю, как Рип поворачивается и выходит из палатки, оставив меня в темноте в полнейшем потрясении.

Он знает.

Он поцеловал меня.

Он знает.

Он поцеловал меня.

Он знает, что я сделала, и все же… поцеловал меня.

Аурен

За моим темным окном воет зимний ветер. Я слышу, как он рвет флаги на замке, завывает в трещинах между стеклами; слышу, как обрушивается на каменные стены град.

Так чудесно наблюдать за бушующим сегодня ночью безжалостным ледяным штормом, пока я нежусь в теплой ванне. В комнате поднимается завитками пар, загораживая обзор. Я блаженно лежу в воде, на моей коже блестят бисеринки пота, тело разомлело от тепла.

Но из безмятежной дремоты меня вырывает громкий крик.

Резко подняв голову с бортика ванны, я хмурюсь. Пытаюсь разглядеть хотя бы что-то сквозь пар, но он гуще обычного, да и шторм за окном неистовствует все громче.

Я что-то, кого-то слышу – возможно, голос.

Оглядевшись, зову:

– Мидас?

Но ответа нет, и сквозь пар по-прежнему ничего не видно. Он горячий, надоедливый, и я понимаю, что вода будто бы начинает нагреваться.

Опускаю взгляд и вижу, как под поверхностью что-то покрывает мои пальцы, напоминая густое мыло, которое я плеснула в ванну, чтобы пошли пузырьки. Поднимаю руку, от срывающихся с руки капель вода покрывается рябью.