Дороги скорби - Павел Серяков

— Гнездовский коронер? — уточнил Кац. — Вы так сказали, да?

— Да.

— Осмелюсь предположить, что Иво попал в переплет.

— Все верно.

— Прискорбно. Я потерял в вашем городе уже двоих ребят. — Кац пошарил рукой в одной из тумб и достал сложенный надвое лист. Дирк разглядел на нем сургучную печать с гербом родного города.

— Есть доказательства того, что он убит в городе?

Помощник коронера выложил на стол срезанную с куртки Иво нашивку.

— Там, на улице, стоит Рудольф. Конь вашего человека.

— Сигард! — прокричал Кац, обращаясь к своему охраннику. — Погляди, стоит ли на улице конь нашего Иво.

— Да, Рудольф здесь, — отозвался через некоторое время тот, кого назвали Сигардом. — Куда его?

— В стойла! — проорал в ответ старик и вновь обратился к Дирку: — Вы приехали вернуть мне коня? Только лишь?

— И сообщить о том, что Иво был убит.

— Вы дурак. Нет, не обижайтесь. Просто это действительно так. Что мешало вам забрать коня себе?

— Совесть.

— Тогда вы не дурак, а идиот. Что вам на самом деле надо?

— Я был знаком с Иво и считаю, нет, я уверен, что его убили те же самые люди, на руках которых кровь Войцеха.

— Во как.

— Я считаю, что вы должны…

— Отправить в город своих резчиков. Так? Залить улицы кровью и отомстить мерзавцам, в очередной раз доказав всем и каждому, что разевать пасть на мой цех — дело опасное. Все верно?

— Вам виднее, но…

— Вот именно, парень. Мне видно лишь то, что ты пытаешься задарма решить одну из своих проблем. Дескать, приехал такой чинный и благородный, вернул коня и назвал мне имя убийцы моих парней. А я, старый дурак, развесил уши и давай потакать твоим желаниям.

— Вы не правы.

— Послушай сюда, мальчик, — Кац открыл письмо, которое ему в начале осени доставили от бургомистра, и зачитал его вслух. — Из этого документа, дорогой мой Дирк, следует, что работа выполнена. Доказательств смерти моего человека нет, и, следовательно, я имею право не верить ни единому вашему слову.

— Посмотрите на меня. — Дирк вспомнил, как выхаживал умирающего человека. Он вспомнил, как они на пару обмозговывали сей план, и теперь он рушился из-за одного упрямого старика. — Разве я мог бы отобрать у псаря коня? А нашивку?

— Я на своем веку повидал множество пройдох, — ответил Кац. — Ты удивился бы. В любом случае…

— Вы должны отомстить!

— В любом случае у меня есть документ, подтверждающий то, что Иво умер не на работе. Если, конечно, он умер.

— Умер.

— Значит, светлая ему память. А если нет… Деваться ему все равно некуда, вернется.

— Кац.

— Да.

— Могу я спросить?

— Попробуй.

— Что будет с девочкой?

— Дела Псарни не твои дела, друг мой.

— Ты хоть собирался заботиться о ней? Или это все лажа?

— Убирайся, — повторил Кац свое требование. — Ты надоел мне. Забудь дорогу в мой дом ради своей же безопасности.

Да, друг мой, план Иво отомстить Кухару накрылся ржавой каской. Дирк лишился коня и потратил более четырех недель на путешествие в Златоград и обратно, а что самое обидное — свое время парень потратил впустую.

С той самой ночи, когда рыжая девушка приволокла человека из Псарни в мертвецкую, прошло достаточно времени, да и само лечение Иво напоминало Дирку шаманские ритуалы, нежели медицину. Дыра на груди Гончей затянулась, а от пробитого насквозь легкого остался лишь кашель, который навсегда стал постоянным спутником его приятеля, но меньшей платой за спасенную жизнь. Рубец, похоронивший под собой пол-лица, также затянулся, но глаз Иво спасти не удалось, нечего было спасать. К моменту, когда наемник оказался на пороге мертвецкой, помощник коронера увидел уже пустую глазницу.

— Любой здравомыслящий человек был бы без ума от радости, что остался в живых, — говорил Дирк своему приятелю. — Но ты же особенный, тебе одного раза мало. Тебе нужно обязательно вернуться и дать Кухару закончить свою работу.

Иво слушал подобные речи молча, не перебивая, и, лишь дав помощнику коронера выговориться, он отвечал:

— Ты не поймешь, а объяснить я не смогу.

— Так ты постарайся, — вмешивалась в их разговор Умма, которая теперь не отходила от Псаря ни на шаг. — Тебе есть о ком заботиться, тебе есть ради кого жить. Почему ты продолжаешь лезть на рожон?

— Потому, что я не умею иначе, — отвечал Псарь и, надвигая на лицо капюшон, уходил в дождливые гнездовские ночи искать открывающиеся в Ржавую Яму двери.

Умма не рассказывала Иво о том, что узнала о Кухаре, сидя в клетке. Она не желала, чтобы Псарь добрался до балагана, и втайне надеялась, что план колдуна сработает. Лисица также располагала информацией, как открывать двери в Яму, но держала её в тайне. Перед началом заключительного этим летом праздника слуги Кухара добирали недостающих людей, и Иво, наблюдая за человекоподобными мышами, смог увидеть и, главное, понять принцип проникновения в логово старшей твари.

План наемника, как всегда, был прост. Уцелев в бою с Лукашем, он всячески скрывал то, что остался жив и до сих пор находится в Гнездовье; Гончая напрасно понадеялся на хозяина Псарни, и, вместо того чтобы в город пришел десяток людей, назад воротился удрученный помощник коронера.

— Он не поверил ни единому моему слову, — сообщил Дирк. — Ему пришло письмо от бургомистра. Тебя предали, за тебя не будут мстить.

Услышав эти слова, Иво пожал плечами и грустно хмыкнул, дескать, не считает поступок Каца предательским и, наоборот, находясь на его месте, поступил бы точно так же.

— Что же ты будешь делать? Еще не поздно вернуться к Агни.

— Пойду в Ржавую Яму один, — ответил Иво. — Найду Карлика и вскрою.

— А слуги?

— С его слугами что-то происходит, — ответил наемник. — С того дня, как кончилось лето и, очевидно, прошли бои, шуты выходят в город лишь затем, чтобы наворовать еды и припасов. Я видел, как несколько из них попали в капканы и горожане забили их палками.

— Надеюсь, что ты не ошибаешься, — сказал Дирк. — Иначе ты умрешь и на этот раз окончательно.

Когда деревья полыхали осенним огнем, раны Иво окончательно затянулись, и одноглазый наемник, подготовив прочный ватник, ладную кольчугу и приведя в надлежащий вид свое оружие, стал ждать часа, когда ночное небо рассечет желтая стрела молнии. Подходящая ночь не заставила себя ждать.

Дождь барабанил по плотной ткани плаща, капюшон, как всегда, был плотно надвинут на глаза, а точнее, глаз. Исполненный решимости, обозленный на тварь, возомнившую себя бессмертной, наемник вошел в подворотню, в которой мгновение назад пульсировали золотые всполохи.