Город семи дорог - Морвейн Ветер

– Давай я, – Нина потянулась к сумке. Гаррет помешкал и в самом деле решил отдать ношу ей – он подозревал, что от Нины сейчас будет мало пользы как от бойца, а ему самому свободные руки могли пригодиться. Так они спустились вниз, сели в экипаж и в тишине и спокойствии добрались до корпуса, внутри которого находились Врата.

Всю дорогу Нина смотрела в окно, а когда такси уже остановилось у входа в Гейт-порт, негромко сказала:

– Я представляла всё это… не так.

Гаррет стиснул её руку и потянул за собой.

Два часа они провели в очередях, регистрируя отбытие. Всё это время Нина смирно сидела на полу и смотрела перед собой. Рука Гаррета то и дело тянулась коснуться её, и, когда он наконец не устоял, Нина, почувствовав прикосновение, мгновенно прижала кисть любовника к губам.

– Волнуешься? – спросил Гаррет, которого от этого поцелуя пробрала дрожь.

– Не знаю.

– Не волнуйся. Что бы ни случилось, я разберусь.

Нина закрыла глаза и прислонилась виском к его бедру. Слова Гаррета волшебно подействовали на неё, и она внезапно поняла, что только теперь по-настоящему попала домой.

По другую сторону Врат шёл дождь. Миновав их черту, Нина огляделась вокруг. Гаррет, выступивший из гипертоннеля у неё за спиной, тут же обнял её и прижал к себе.

– А где таможня? – спросила Нина. – Мы собирались на Перекрёсток, разве нет?

Гаррет бесшумно усмехнулся, покачал головой и зарылся носом в её волосы.

– Это мой дом, Нини. Здесь на много миль никого… только ты и я.

– И… никто не охраняет Врата?

– Мало кто знает, что они тут есть. Но один человек всё же поставлен следить за ними.

– Где он?

– Обнимает тебя.

Нина повернулась в его руках, с удивлением глядя на любимого.

– Вот уже четыре года, – сказал Гаррет, продолжая удерживать её в объятьях. – Это вроде как… почётная отставка. Пост наблюдения в мире, куда с вероятностью в одну миллионную процента может залететь кто-нибудь из чужаков.

– Я бы скорее сказала, что это… ссылка.

По лицу Гаррета пробежала тень.

– Мне жаль, если ты понимаешь это так. Но прежде, чем примешь решение, – пойдём, я покажу тебе как живу. Если захочешь, ты всегда сможешь уехать и вернуться в города.

Первые несколько дней они выбирались из постели только для того, чтобы добраться до пляжа. Впрочем, поскольку кругом никого не было, для этого не приходилось одеваться – а потому, почти сразу упав на песок, они приступали к тому, что едва успели закончить в кровати.

Гаррет был осторожен, хотя и понимал, что медкапсула вылечила все повреждения. Он не мог избавиться от иррационального страха, что в любой момент может Нину потерять.

Нина тоже чувствовала, что назревает необходимость это обсудить, и, когда бешеное упоение друг другом немного прошло, первой завела разговор.

Случилось это на веранде, смотревшей на море, где они с Гарретом сидели по вечерам и пили коктейли собственного изготовления: у Гаррета был генератор электричества, и современная кухонная техника питалась от него, но любой синтезированной и покупной пище он предпочитал ту, которую готовил сам. Готовил он хорошо, так что Нина немного страдала от собственной бесполезности, и это был один из вопросов, который она собиралась обсудить.

Взяв высокий стакан в руки и затолкав украшавший его кусочек маракуйи в рот, Нина тщательно обсосала его со всех сторон, проглотила, а потом сказала:

– Гаррет, ты чудо.

– Я чудо, но?..

Нина усмехнулась. Протянула руку через стол и поймала его пальцы.

– Мне с тобой очень хорошо.

– Так обычно говорят, когда собираются послать.

– Рет! – Нина вернула стакан на стол и ловким движением переместилась на соседний шезлонг. Оказавшись на бёдрах любимого верхом, чуть подразнила его, но, как только Гаррет потянулся к её бёдрам, сдвинулась вниз и замерла, прижавшись щекой к груди. – Я запуталась, – сказала она.

– Продолжай, – Гаррет осторожно обнял её за талию.

– Всю свою жизнь я думала, что главное – это долг. Нужно просто найти… перед кем. Найти того, кому я буду служить. Меня так учили. Главное – это господин. И мир, в котором я оказалась, был непонятен мне и чужд. Честно говоря, я всегда думала, что всё стало бы проще, если бы я не покидала Аэрении и была обычной рабыней.

Гаррет молчал. Лишь зарылся рукой в её длинные распущенные волосы и принялся перебирать мягкие прядки.

– А теперь… – Нина опять замолкла. Гаррет понимал, о чём она, но не хотел помогать. – Оказалось, что того места, в которое я верила, просто нет. Господа учат нас служить. Учат нас, что счастье – соблюдать их правила. Но никто из них сам не соблюдает их. И… теперь я не знаю, для чего жить. Я не уверена, что смогу вернуться в «Монолит».

Гаррет вздохнул.

– Честно говоря, я рад, что ты делаешь именно такие выводы из того, что произошло, – сказал он наконец.

Нина приподняла голову и озадаченно посмотрела на него.

Гаррет взял со стола свой стакан и сделал глоток.

– Видишь ли… – сказал Гаррет неторопливо, – я понимаю тебя лучше, чем ты можешь вообразить. Хотя мой опыт и не совсем похож на твой.

Он сделал ещё один глоток и покатал коктейль на языке. Проглотил и только потом продолжил:

– Я пошёл в «Инициативу», потому что верил, что каждый мир вправе идти своим путём. Верил в свободу и в то, что кто-то должен её защищать. Мне было тогда двадцать лет… И это было пятнадцать лет назад.

Теперь настала очередь Нины молчать.

– Все те вещи, в которых ты нас упрекала… Ты ведь была права. Я нашёл в «Инициативе» политику, обман, манипуляцию… Всё, что угодно, кроме того, что искал. Да, мы не всегда вмешиваемся в дела других миров. Но мы не вмешиваемся тогда, когда нам это не выгодно. А не тогда, когда хотим сохранить чьи-то права. Если нашему начальству что-то выгодно, то принципы легко подвинуть и переиграть. Правда всегда та, которая нужна тем, кто стоит наверху. А никакой свободы… наверное, вообще нет. Даже здесь. Где я один на сто миль вокруг.

– Тогда что ты предлагаешь?

– Ничего, – Гаррет пожал плечами. – Мне нечего тебе предложить. «Инициатива»… «Монолит»… «Орден Вечных Звёзд»… Всё это лишь слова, за которыми стоит чей-то интерес. У всех у них одна суть – вершить волю того, кто ими руководит. И свобода, благополучие или любые другие ценности тут абсолютно ни при чём. А я не хочу играть ни на чьей стороне. Я стремился помогать людям… Но благо для одного всегда оборачивается для другого злом. Я понял это уже давно. Может быть, в твои годы, или чуть раньше, или чуть позже. Уже всё равно.