Серебро и сталь - Виктория Александрова

на Карпера ― тот повернулся к ней спиной, и лица его не было видно. Он старался держаться ровно и гордо, но болезнь и побои явно его подкосили. Чувство презрения заполнило сердце девушки, и она поняла, что не хочет больше с ним говорить. Молча повернулась и, забыв о факеле, направилась прочь.

― Кристина! ― позвал вдруг Карпер. Стоило ему чуть повысить голос ― и из его горла вновь вырвался сокрушительный приступ кашля.

― Чего тебе ещё? ― не поворачиваясь, но замерев, бросила Кристина.

― Я одного не понимаю, ― продолжая сдавленно кашлять, сказал он. ― После всего… Как ты смогла выжить?

― Я не знаю, Джонат, ― вздохнула девушка, закрыв глаза. ― Понятия не имею.

* * *

Король Драффарии Фернанд Второй приговорил Джоната Карпера к смертной казни через отрубание головы. Кристину это нисколько не удивило. Впрочем, она бы, наплевав на все законы, его повесила — или вообще оставила гнить в темнице до конца дней. К тому же, какое-то странное чувство, змеёй сдавливающее сердце, мешало ей радоваться тому, что справедливость наконец-то восторжествовала. Девушке казалось, что что-то не так, что всё закончилось слишком хорошо… Или наоборот — слишком плохо.

Эти мысли отвлекали от дела. Оторвавшись от созерцания рассвета за окном, она подняла со стола первый попавшийся пергамент и уставилась в криво начерченные буквы.

Всю ночь Кристина провела в отцовском кабинете — пожалуй, единственном месте в замке, где за всё время её отсутствия хорошо топили. Сначала она собственноручно избавилась ото всех следов пребывания Карпера: он оставил в кабинете кое-какие свои вещи, несколько писем и даже стихов. Девушка надеялась найти также какие-нибудь магические артефакты, но, видимо, Джонат предусмотрительно их либо уничтожил, либо спрятал, либо как-то отправил в Краухойз. Побросав всё найденное в очаг, Кристина занялась делами, что требовали её срочного вмешательства.

Собственная комната стала казаться ей какой-то чужой, ненавистной, неуютной. Здесь, в отцовском кабинете, было лучше. Здесь она чувствовала себя спокойнее.

С самого вечера и до рассвета она сидела с различными документами и указами. Прогорело не менее десятка больших свечей, было сломано столько же перьев и истрачено много чернил. И лишь к рассвету Кристина поняла, что более-менее справилась. Поставив последнюю подпись, она с улыбкой посмотрела на неровные чёрные письмена и подвела итог своей работе.

Разумеется, казна Эори значительно, хотя и не полностью, опустела. Ещё вечером они с Альбертой рассчитали, сколько денег придётся потратить на восстановление Вэйда. Герцогиня вежливо благодарила Кристину и уверяла, что вовсе не торопит, но леди Коллинз понимала, что дело не терпит отлагательств. Берта во время битвы командовала вторым засадным флангом и, как ни странно, отделалась лишь небольшой царапиной, проходившей через левый глаз и чудом его не задевшей, да новой седой прядью в чёрных волосах. Она уехала сегодня утром — в Смит, к сестре. Ну, слава Богу, им пока есть где жить… А на месте руин Вэйда рано или поздно возникнет новый замок.

Нужно было также где-то взять денег на восстановление и других замков тоже, а ещё как-то наградить вассалов, с помощью которых была выкована победа. Так как из Бейкеров не осталось никого (Кристина чувствовала, что осознание этого факта до сих пор причиняло боль и заставляло испытывать чувство вины), то их землю можно распределить между живущими вблизи феодалами. Да и с Софией нужно что-то делать… Конечно, молодая баронесса хорошо доказала свою самостоятельность, но в заботе и защите она и её брат всё ещё нуждались. Впрочем, Кристина уже знала, как быть с Даррендорфом.

Чтобы достать денег на восстановление земли, придётся наладить торговлю с Фареллом — впервые со времён войны. Всё-таки северные каменоломни работают исправно, а Серебряный залив, некогда принадлежащий Бейкерам, всё ещё богат рыбой. А вот подати с крестьян увеличивать нельзя, так и бунт можно спровоцировать. Народу нужно прийти в себя после войны. Возникла мысль занять у лорда Штейнберга, но Кристина и так слишком много ему должна… Он-то, конечно, не откажет, но Кристине было уже попросту неудобно. Да и лорд Киллеан непременно заплатит контрибуцию, так что собрать денег и восстановить казну можно.

Леди Коллинз улыбнулась. Отец предупреждал, что править сложно и невыразимо скучно, но Кристине начинали нравиться эти бесконечные заботы. От войны она смертельно устала, а вот мирными делами заняться — в самый раз.

Да, восстановить можно всё. А вот вернуть погибших за неё людей она уже не сможет.

Последняя свеча на её столе потухла, и через мгновение в дверь громко и настойчиво постучали. Кристина положила пергамент в ящик стола, вытерла о влажную тряпицу испачканные чернилами пальцы, поправила широкий ободок в волосах и негромко пригласила пришедшего войти.

Барон Штольц, одетый, как всегда, с иголочки, буквально светился во всех смыслах. В счастливо сияющих глазах читалось вечное самодовольство, бледные губы изогнулись в усмешке, длинные пальцы в чёрных кожаных митенках сжимали пустые ножны — видимо, меч потребовали оставить стражники… Хотя в нём сейчас и так не было необходимости.

— Миледи хотела меня видеть? — спросил он весёлым голосом, будто действительно рад был лицезреть Кристину живой и относительно невредимой.

— Да, — улыбнулась она сдержанно. — Присаживайтесь.

Он уселся в резное, обитое чёрным бархатом кресло напротив неё. Кристина предложила ему вина, но Штольц отказался:

— Нет, я не пью, — покачал головой он и усмехнулся, словно вспомнил что-то забавное. Тогда Кристина заметила на его верхней губе небольшой, едва заметный шрам, которого не видела раньше. Видимо, во время битвы заработал. — Давайте сразу к делу, нечего ходить вокруг да около. Сегодня после казни я сразу возвращаюсь домой, много дел, сами понимаете.

— Да, должно быть, ваша сестра вас заждалась…

— Несомненно.

«Он как-то подозрительно вежлив и дружелюбен», — пронеслось в голове у девушки.

— Даже не знаю, с чего начать, — опустила глаза она и заметила на серебристо-серой юбке чернильное пятно. — Напомните, ваша светлость, сколько вам лет?

Такой неожиданный вопрос барона Хельмута явно ошеломил. Однако он снова ухмыльнулся, закинул ногу на ногу и взглянул на висящий на стене щит с гербом Коллинзов — чёрные скрещенные мечи на белом поле. Кристине не повезло с геральдическими цветами: чёрный считался траурным цветом, а белый — свадебным.

— Тридцать, миледи, — наконец ответил он.

— И вы до сих пор не женаты?

Стараясь скрыть нарастающее удивление, Штольц коротко хохотнул в кулак и пригладил и без того идеально причёсанные золотые кудри. Кристину забавляла эта игра, и теперь она улыбалась не только из-за элементарной вежливости.

С наступлением утра в комнате