Офицеры власти. Парижский Парламент в первой трети XV века - Сусанна Карленовна Цатурова

своих чиновников, самостоятельно распоряжаясь средствами, поступающими в виде штрафов по приговорам, причем делает это вопреки королевскому запрету (15 ноября 1418 г.). С 1419 г. четыре парламентских чиновника получают задание брать часть поступлений от генерального сборщика Казны для оплаты своих чиновников (13 января 1419 г.). Однако главным и надежным источником получения средств для выплаты жалованья чиновникам становятся поступления в казну от бальяжей, которые подчинялись в этот период судебной власти Парижского Парламента. В период с 1419 по 1429 г. в Парламент регулярно привозят деньги следующие города и области: Турнэ, Вермандуа, Нуайон, Лан, Реймс, Суассон, Труа, Шалон, Лангр[275].

Другим способом добывания денег стали обращения Парламента к чиновникам Казны и финансов, разнообразные меры воздействия на них с целью добиться внимания к нуждам парламентских чиновников. На заседание 21 августа 1419 г. Парламент вызвал Луи Кюльде, генерального чиновника монет короля, для объяснений. «Парламент удивляется тому, что он, кто знает положение Палаты… не приложил никакого старания» и не передал необходимых для жалованья денег.

Парламент использует любые источники пополнения фонда жалованья для чиновников, проявляя большую изобретательность. Так, на заседании 29 марта 1420 г. выясняется, что задолженность по оплате достигла 6 месяцев «из-за больших нужд и задач, возникших у короля», который обещает в будущем платить исправно. Парламент решает взять недостающие средства за счет конфискации движимого и недвижимого имущества у «восставших, неподчиненных, нарушающих мир», вопреки изданным запретам и ордонансам короля, а также взимая долги (13 июля 1425 г., 1 марта, 19 июля 1426 г.).

Регулярно выставляя перед властями ультимативные требования немедленной выплаты положенных денег и гарантий на их получение в будущем, угрожая в противном случае прекратить работу, Парламент тем не менее продолжал ее, причем немало упорства и настойчивости было проявлено чиновниками в вопросе решения в полном объеме поступающих дел[276]. Несмотря на тяжелые условия Парламент настаивал также на ведении протоколов и документации в полном объеме, объявляя недопустимыми нарушения «правил, стиля и общих установлений» Парламента[277].

Хотя Парижский Парламент использовал все имеющиеся у него средства для выплаты жалованья, претензии чиновников неуклонно возрастали и вопрос об оплате был зачастую единственным, для чего собиралась Верховная палата. При постоянном сокращении численности ситуация в Парламенте Парижа была, по-видимому, не так катастрофична, как ее представляли чиновники. С этой точки зрения, возраставшие претензии Парижского Парламента к англо-бургиньонским властям выглядят довольно странно, если не рассматривать их в политическом аспекте.

В этой связи представляются далеко не случайными постоянные обращения парламентских чиновников к властям с жалобами на задержку жалованья: Парламент пытается выяснить таким способом отношение к себе властей, прибегая к угрозе прекратить работу, если просьбы не будут удовлетворены. Впервые Парламент сформулировал свою просьбу на заседании 21 ноября 1422 г., когда задолженность составляла 4–5 месяцев. На заседание 24 ноября 1422 г. пришли канцлер и епископ Парижа, члены Королевского совета, в присутствии которых Парламент в довольно категоричной форме выразил требование погасить задолженность. Главный аргумент, превратившийся со временем в угрозу, состоит в невозможности дальнейшей работы в таких условиях. Наконец, 2 декабря, когда задолженность достигла 6 месяцев, Парламент сообщил канцлеру о намерении прекратить работу, однако работу не прекращает, «чтобы избежать скандала». Понятно, что скандалом Парламент считает вовсе не конфликт с властями, а именно прекращение работы. В этом конфликте, на который сознательно шел Парламент, обращает на себя внимание категоричность тона чиновников и их неоправданно жесткая позиция, поскольку они работали эти полгода без жалованья и вдруг решают вовсе остановить работу. Это «вдруг» может несколько проясниться, если посмотреть, что предшествует конфликту. Ему предшествуют смерть Карла VI, препирательства Парламента перед вступлением в силу договора в Труа, наконец, приход на заседание 19 ноября 1422 г. герцога Бедфорда, чье появление было встречено с плохо скрытой враждебностью: именно на этом заседании канцлер уламывал Парламент признать договор в Труа вступившим в силу.

О том, что Парламент таким способом стремился выяснить отношение властей к себе, свидетельствует и такой аргумент: на заседании 24 ноября 1422 г. было заявлено, что главная забота состоит в том, чтобы «из-за отсутствия жалованья некоторые советники не были бы вынуждены оставить должности и практику, как уже сделали другие, чтобы обрести иные должности и практику». Прозрачный намек на Парламент в Пуатье используется в качестве угрозы, провоцируя власти на подтверждение их заинтересованности в дальнейшей работе Парламента в Париже.

С тех пор Парламент всякий раз прибегал к этому неотразимому оружию конфронтации: постоянно напоминал о задолженности, как, например, через день после присяги новому королю Генриху VI. И отныне требование об оплате становится надежной защитой Парламента от нажима властей.

Важным направлением стало недопущение раскола корпорации: Парламент отвергал все попытки властей оплатить работу лишь части чиновников. Со всей отчетливостью противостояние этой попытке властей проявилось в очередном всплеске борьбы Парламента против задержки жалованья в 1425 г. Тогда на заседании 3 августа 1425 г. Парламент заявил о стремлении получить жалованье «для всех вместе, не ища оплаты частичной и отдельной», т. е. для части чиновников. Так Парламент усиливает свои претензии к властям, используя корпоративный принцип своей организации. При этом позиция Парламента остается прежней: прекращение работы по вине властей, не платящих жалованья своим чиновникам, он считает «несообразностью», переадресуя возможные упреки в адрес властей. И вновь обстоятельства этих бесспорно логичных претензий Парламента придают им политический оттенок. Когда противостояние Парламента и герцога Бедфорда достигло апогея в вопросе об изъятии из ведения Парламента всех дел, касающихся землевладения и передачи их в ведение Совета в Руане, Парламент отказался выполнить это требование регента и тут же поставил вопрос об оплате своей работы, усиливая конфронтацию и придавая ей характер широкомасштабной зашиты интересов института в целом (17 июля, 3 августа 1425 г.).

Весной 1426 г. вопрос о задолженности Парламенту за 8 месяцев рассматривался в контексте спора о «старых свободах церкви Франции». Тогда на заседании 1 и 2 марта 1426 г. Парламент обращается к канцлеру и чиновникам финансов, угрожая в противном случае «прекратить работу, и больше он не сможет действовать и продолжать, учитывая нагрузки президентов и советников и изъяны в уплате их жалованья, которое является ничтожным». Из последнего замечания о «ничтожном жалованье» в сравнении с нагрузками, а также из упоминающейся в тот же день передаче Парламенту 532 турских ливров в счет уплаты долгов ясно, что какие-то деньги Парламент продолжал получать, и требование об оплате ставится не буквально, а в контексте диалога с властями. Лучшим подтверждением этому служит тот факт, что работу Парламент так и не прекратил.

Продолжение работы Парламента в таких условиях выглядит уже как оппозиция властям. Новый всплеск ее приходится на