Мое сокровище - Тереза Ромейн

– Ты что, не веришь мне?

– Не знаю. Но очень хочется верить.

– Вот и правильно… Именно тебе решать, чего ты стоишь, принцесса.

Одрина помотала головой, стараясь избавиться от пощипывания в уголках глаз.

– Ох, Джилс… Похоже, я способна лишь задавать неловкие вопросы.

Он уставился в потолок и пробормотал:

– Мы оба постоянно задаем друг другу неловкие вопросы.

Она немного помолчала, потом спросила:

– Ну, а кто решает, чего стоишь ты?

– Думаю, что я сам и решаю.

Одрина снова задумалась.

– Что ж, Джилс, наверное, так и есть. Ведь именно ты и решил, что для тебя недоступно то, чего ты хочешь. Ты сам и решил, что из-за отсутствия перспектив в будущем тебе ни к чему беспокоиться о настоящем.

– А ты, принцесса?.. Ты решила предаться удовольствиям за счет своего будущего?

Рука, на которую она опиралась, немного затекла, и Одрина снова улеглась.

– Думаю, абсолютно ясно, что никто из нас не думал о будущем, когда мы зашли в эту комнату.

– Да, конечно, – согласился Джилс.

– Так что этого достаточно… Удовольствие получено, и пусть оно останется в прошлом. – У нее перехватило горло, и она умолкла на несколько секунд. Они по-прежнему лежали рядом, но было такое ощущение, что их уже разделял океан. – А когда растает снег, каждый из нас отправится своей дорогой, – со вздохом пробормотала Одрина.

– Это было изначально предопределено, – ответил Джилс. Его голос несколько смягчился, но это ничего не меняло. После всего сказанного не имело смысла притворяться, будто им комфортно лежать рядом.

Через несколько минут Джилс быстро оделся и покинул комнату, аккуратно прикрыв за собой дверь. Проводив его взглядом, Одрина снова вздохнула. Ведь она-то знала, что он ошибается и что все в их отношениях вовсе не предопределено. Все зависело лишь от них самих, но Джилс почему-то этого не понимал. Но если он не видел себя в будущем, – то как же он мог ценить настоящее? Да и ценил ли он его?

Вспомнив слова Джилса, Одрина пробормотала:

– Так кто же решает, чего я стою? Неужели я сама? – Нет, похоже, это решали все… кроме нее.

Смахнув с ресниц слезы, Одрина стала одеваться. Не так давно Джилс сказал, что ей не следует меняться, что она должна оставаться такой же, какой была всегда. Но он и в этом ошибался. Он приписывал ей ту храбрость, которой она вовсе не обладала. Потому что, если бы обладала… Ох, не стоило даже думать об этом. Уж лучше смириться с обстоятельствами. И пусть их кратковременный роман закончится, едва начавшись, – тогда он останется в памяти светлой сказкой, не замутненной грубой реальностью.

На следующее утро Одрина и Китти стояли на крыльце и смотрели, как в кареты загружаются сундуки. Солнце, греющее их лица, продолжало уничтожать снежные завалы, и, несмотря на образовавшуюся грязь, дорога казалась вполне проезжей.

– Даже не верится, что прошло всего три дня. – Китти поплотнее запахнула плащ на своем выпуклом животе. – Такое ощущение, будто я целую вечность не виделась с Даниелем. Но я тем не менее рада, что это снежное заточение провела в вашей компании.

– Я тоже этому рада, Китти. – Одрина взяла ее за локоть, чтобы помочь спуститься по ступеням. Прежде чем продолжить путешествие, Резерфорды собирались подвезти Китти до дома. – Да, я очень рада, что познакомилась с тобой и вместе с тобой узнала, как нужно пеленать… кабачок. Надеюсь, что у тебя все будет благополучно. Ты ведь мне напишешь, когда у тебя родится ребенок?

– Конечно же, напишу, миледи. – Китти попыталась присесть в реверансе, отчего они обе слегка пошатнулись. – А какой у вас адрес?

Одрина задумалась. Ответить на этот вопрос было несколько затруднительно. В самом деле, останется ли она в Лондоне – или же отец отправит ее в одно из своих загородных поместий? Она не представляла, что ждало ее в конце путешествия.

– Лучше всего переслать письмо леди Ирвинг, – решила Одрина.

Она уже хотела продиктовать Китти адрес графини, но девушка, внезапно вздрогнув, пристально уставилась на какого-то мужчину, пробиравшегося к постоялому двору через снег и грязь.

– Да это же… – пробормотала она. И вдруг радостно закричала: – Даниель, Даниель!

Держась за поясницу, Китти спустилась по оставшимся ступенькам и на удивление быстро преодолела расстояние, отделяющее ее от мужа. Они обнялись и некоторое время о чем-то говорили, нежно глядя друг другу в глаза. После чего вместе подошли к крыльцу.

– Миледи, позвольте представить вам моего мужа, мистера Балтазара, – сказала Китти. – А это, Даниель, леди Одрина.

Даниель Балтазар оказался невысоким, крепко сбитым молодым человеком с черными волосами и загорелым лицом. Ему, как видно, не хотелось отрываться от жены, поэтому он не стал обмениваться рукопожатием, а просто поклонился. Китти, державшая его под руку, невольно согнулась вместе с ним и засмеялась.

– Очень рада с вами познакомиться, сэр, – произнесла Одрина. – Надеюсь, вы не слишком беспокоились, пока вашей жены не было дома?

– По правде говоря, миледи, первое время я ужасно беспокоился, просто места себе не находил, когда она исчезла. Хотя я понимал, что она не растеряется и сумеет найти приют, чтобы переждать непогоду.

– Даниель, дорогой!.. – Китти устремила на мужа широко раскрытые глаза. – Ты наверняка не догадаешься, что я сделала! Я продала ту шкатулку моей мамы за двадцать фунтов!

– Не может быть! – с удивлением воскликнул Даниель. – Двадцать фунтов?.. Невероятно!

– Правда-правда… Они у меня в кармане.

Даниель чмокнул жену в щеку.

– Что ж, дорогая, я очень рад. Тогда мы наймем лучших докторов, чтобы с тобой и с ребенком все было в порядке.

Возможно, в глаза Одрины что-то попало, потому что они вдруг заслезились. Тут к ним подошли оба Резерфорда, только что закончившие погрузку багажа.

– Сейчас мы отвезем вас домой, если хотите, – сказал Ричард, пожав Даниелю руку.

Молодые супруги не стали отказываться от этого предложения.

Хозяева постоялого двора вышли их провожать.

– Для нас большая честь, что вы провели Рождество в нашей гостинице, – сказала миссис Бут. – Я никогда не пробовала таких вкусных крекеров, как те, что приготовили вы, леди Одрина. Если снова будете в Йорке, непременно заезжайте к нам.

Одрина закивала, утирая глаза – они почему-то снова заслезились. После того как Джилс ушел из ее комнаты, она впала в меланхолическое состояние и совершенно забыла про оставшееся на кухне тесто, которое все поднималось и поднималось, а потом опало. Когда же Одрина наконец вспомнила о нем, оставалось только одно – напечь из него «корабельные» галеты и извиниться.