Битва за Салаяк - Юхан Теорин

У Ристин тоже есть свой мешок, и она открывает его. Там немного еды, кресало и восковой огарок. И ее собственное одеяло, в которое она, недолго думая, тоже закутывается. А еще там лежат шарики Хель.

Она отламывает кусочек хлебца и тянется, чтобы достать шарики – как вдруг замечает на плато нечто странное.

В шагах ста от них на траве кто-то лежит. Ристин замечает стройное тело, одетое в одежду из светлых кож, и два распростертых крыла.

Крылатая хвитра!

Ристин тут же забывает про принца и воронов. Она бросает свою сумку и мчится по горному плато. Оно постепенно ссужается и заканчивается обрывом, возле которого лежит хвитра. Неподвижная, с повернутой набок головой.

Ристин поет Приветственную Песнь, но в ответ – тишина. Хвитра не подает никаких признаков жизни.

Тогда Ристин наклоняется и переворачивает хвитру на спину.

Это Кайте.

Она мертва. Неподвижный взгляд хвитры устремлен в небо. Ристин понимает, что Кайте разбилась о плато, но погибла она еще до падения.

Из груди командира королевской гвардии торчит людская стрела.

Весь потный и с расцарапанным лбом кнехт приставляет острие меча к горлу Хасвероса.

– Ты должен помогать нам, лекарь!

– Я так и делаю, – тихо отвечает Хасверос.

– А ты помогаешь врагам! Пожирателям людей!

Старик спокойно смотрит на кнехта. Йоран стоит за его спиной, затаив дыхание. Кругом, куда ни глянь, сломанные копья, погнутые или пробитые шлемы и треснутые щиты. А еще павшие солдаты и хвитры.

– Я оказываю помощь всем по очереди, – говорит Хасверос. – Таков долг лекаря.

И повернувшись спиной к кнехту, он принимается врачевать раненого, что лежит перед ним.

Кнехт с минуту колеблется, но в конце концов опускает свой меч.

Йоран поднимает стоящую рядом с ним корзинку. В ней травы и белый олений мох ягель, который Хасверос накладывает на небольшие раны. Большие раны он зашивает, а в совсем тяжелых случаях приходится прибегать к ампутации.

Они медленно работали на склоне горы, переходя от солдата к солдату, так что в конце дня Йоран уже едва мог стоять на ногах от усталости.

– Спасибо тебе, Kleinman, – сказал ему наконец Хасверос. – Можешь пойти отдохнуть. С оставшимися я и один разберусь.

Йоран молча кивнул и, спотыкаясь, побрел к свиньям.

По дороге он встретил своих братьев. И, несмотря на усталость, тут же заулыбался. Как же хорошо было видеть Никлиса и Самуэля целыми и невредимыми!

Но старшим братьям было не до улыбок. Самуэль указал на палатки и свиней.

– Завтра рано утром мы снимаемся, – сообщил он. – Войско перебирается в замок.

– Так мы победили? – спросил Йоран.

Никлис кивнул.

– Хвитры убиты. Или взяты в плен.

– Да, в плен взяты многие, – добавил Самуэль, – но часть успела сбежать через подземные туннели.

Он устало закрыл глаза. Йоран понимал его, ведь он и сам был вконец измучен всеми этими ранами и ампутациями.

У хрюшек все было спокойно. Хвитру, которую сбила с ног Кюхен, забрали кнехты. Всех пойманных хвитр теперь собирали в одном месте.

– Пора спать, – сказал Самуэль и полез в палатку.

Но Йорану не терпелось поскорее увидеть замок и, несмотря на тяжелый день, этой ночью ему было трудно заснуть.

Утро выдалось погожим, и солнышко, чистенькое и умытое, выкатилось из-за горизонта и позолотило своими лучами склон горы. Йоран проснулся прежде, чем первый робкий луч пробрался в палатку.

Никлис с Самуэлем были уже на ногах и наполняли свои плошки горячей кашей. Йоран присоединился к ним, по-прежнему сгорая от любопытства по поводу замка.

– Так вы уже побывали внутри?

– Только во дворе, – ответил Никлис.

– Фрёкен Ловиса хотела увидеться со своим отцом, – добавил Самуэль.

– Ну и как там?

– Мы несли охрану, – важно произнес Самуэль. – Чтобы госпожа Ловиса могла без страха подняться на гору.

Ловиса. Все только о ней и говорят.

После завтрака солдаты принялись сворачивать лагерь, включая загончик со свиньями и прочее.

– Внимание! – закричал Бертрам Кох. Подняв свой топор для разделки туш, он обратился к своим подчиненным с короткой речью: – Замок – наш! И сегодня вечером в тронном зале хвитр состоится праздничный пир по случаю победы! У нас с вами всего один день, чтобы наготовить еды и напитков и доставить все в замок… Поэтому – за работу!

Вереница груженых припасами телег потянулась к замку. Прямо по полю битвы, между отверстиями в земле, ведущими в подземные туннели. Никаких хвитр не наблюдалось, но Йоран заметил, что Никлис был настороже и не снимал руки с рукояти своего меча.

Войско приближалось к крепостной стене. Она была возведена из тщательно подогнанных друг к другу камней, между которыми торчали острые жерди и колья. Но пушки и железные крючья славно поработали над ней, пробив во многих местах зияющие бреши.

На руинах сидели крошки-феи, зализывали свои ранки и осматривали крылья.

У подножья стены шумел горный поток, через который перекинули временный мост. Скрипя и подпрыгивая на обломках камней, телеги въехали во двор замка.

Здесь уже был установлен шатер для рыцарей и просторная палатка для фогта. Телеги встали полукругом возле колодца в центре двора. Никлис спрыгнул на землю и осмотрелся.

И тут его взгляд упал на старого знакомого – оруженосца Сикстена Узкопалого и его младшего брата Хельге. Они сидели рядышком, привалившись к стенке, обоим было явно не по себе.

– Ну что, птенчики, обделались? – закричал им Никлис.

Сикстен метнул в его сторону злобный взгляд, а Хельге в ответ застонал и согнулся над деревянным корытом. Его тошнило.

– Что, не выносите вида трупов? – продолжал кричать Никлис.

– Пошел к черту, ублюдок! – прошипел Сикстен, злой как черт. – Вы и понятия не имеете о том, что нам пришлось здесь пережить!

– Вообще-то имеем, – спокойно заметил Самуэль и показал им молот хвитр.

Сикстен мрачно посмотрел на него и промолчал.

Во дворе замка собралось много кнехтов. Кто-то сидел или прохаживался по стене, другие несли караул у входа в замок. Раненых разместили в тенечке возле стены, а чуть дальше под окровавленными покрывалами лежало десятка три неподвижных тел. Никлис остановился возле них.

– Павшие воины, – тихо произнес он. – Теперь они пируют в Вальхалле.

– Kleinman! – послышался пронзительный крик. – Иди, поможешь мне.