Стать смыслом его жизни - Ирина Грин

Вера, как могла, успокоила девочку, пообещав, что маме обязательно все расскажет.

Выходя из больницы, Вера последний раз посмотрела на зарешеченное окно своего, теперь уже чужого, кабинета.

Сзади оставалась старая жизнь, впереди чистым белым листом расстилалась новая. Было немного страшно, но Вера чувствовала: сейчас она гораздо ближе к цели, теперь ничто не сможет заставить ее изменить своей мечте.

По дороге Вера зашла в хирургию.

— Куда с такой толпой! — замахал руками Семенчук.

— Ну пожалуйста, — притворно взмолилась Вера, — не гони нас!

— Идите уж, — махнул рукой Андрей, — только недолго. И тихо! — он поднес палец к губам и выразительно посмотрел на Романа и Лизу.

Предупреждение было напрасным — вид лежавшего без движения Володи так поразил девочку, что она смолкла и все то время, пока они находились в палате у Петрова, не открывала рта. Лишь молча подошла к кровати, взяла мальчика за руку и замерла. Ромка приклеился к двери и не отходил от нее ни на шаг.

Вера рассказала Вовке, что говорила с его матерью, пообещала завтра прийти с какими-нибудь известиями от нее.

— Вера Петровна, — шепотом сказала Лиза, когда они вышли из палаты, — а давайте и мальчика заберем к Ромке домой. Ему же очень плохо здесь.

— Почему плохо?

— Ему одиноко!

Слова об одиночестве в устах десятилетней девочки отдавали чудовищным диссонансом.

«Этого не должно быть, — думала Вера, — дети не должны быть одинокими!»

Олег вернулся поздно — Вера с Кристиной, Аидой Степановной и детьми ужинали. Он был мрачен, раздражен.

— Дети, пойдемте, я вам почитаю книжку, — поспешила сбежать из опасной зоны Кристина.

Лиза встала и последовала за учительницей, за подругой, не выпуская ее руку, устремился Роман.

— Аида Степановна, вы тоже свободны, — тоном, не предвещающим ничего хорошего, произнес Васильченко.

— Я вас умоляю, Олег Васильевич, а как же ужин?

— Разберусь, ступайте!

Аиду Степановну, несмотря на внушительные габариты, словно порывом осеннего ветра сдуло.

«А вас, Штирлиц, я попрошу остаться», — мысленно сказала себе Вера и спросила:

— Я положу вам отбивную, Олег Васильевич?

— К черту отбивную! — рявкнул он. — Сядь.

— Да я вроде и так сижу, — она старалась говорить как можно более спокойно. — У вас какие-то неприятности на работе?

— У меня неприятности дома! Понимаешь? До-ма! Я привык, чтобы у меня все было под контролем, чтобы я знал, что, когда и как происходит. А вместо этого я в последние несколько дней превратился в стороннего наблюдателя, которым манипулируют все, начиная с сына и заканчивая кухаркой!

— Пожалуйста, — Вера села поудобнее, — я готова ответить на все ваши вопросы.

— Посмотрим, — он сел напротив и скрестил руки на груди. Вера знала, что на невербальном уровне этот жест означает желание защититься от негативной информации.

— Итак, сначала я бы хотел узнать все об этой девочке, Лизе.

— Лиза — моя дочь, — просто ответила Вера.

Руки у Васильченко сами собой опустились, челюсть отвисла.

— Не понял, — немного придя в себя от потрясения, вызванного Вериными словами, сказал он. — С утра ты говорила совсем другое. Когда ты врала — утром или сейчас?

— Я никогда не вру, — ответила Вера и мысленно добавила: «по мелочам». — Я давно думала о том, чтобы удочерить Лизу. Ее пребывание в отделении — недоразумение. Сегодня я созвонилась с ее матерью и предложила свои услуги в качестве замещающей семьи для ее дочери.

— И что она?

— Согласилась.

— Постой, но, насколько мне известно, для того чтобы оформить опеку над ребенком, нужно собрать чертову уйму документов!

— Пока об опеке речь не шла — я просто забрала девочку под расписку.

— Бред какой-то! Разве так делается? Я немедленно звоню адвокату, — Олег потянулся за телефоном.

— Постойте, Олег Васильевич, — остановила его Вера, — уже поздно, утром позвоните. Лучше скажите, что с Петровой?

— Ну уж нет! Сначала ты мне все расскажешь, а потом уже я.

— Хорошо, — смиренно согласилась Вера. — Может, все-таки отбивную?

— Да погоди ты со своей отбивной! — с досадой отозвался Васильченко. — Мне, знаешь, какая сейчас в голову пришла мысль?

— Какая?

— Я пацана этого, Петрова, тоже сюда заберу. Он ведь славный такой пацанчик.

— А вы откуда знаете?

— Так я был сегодня в больнице, с врачом разговаривал.

— Вы? — теперь уже пришел Верин черед удивляться.

— А что? Нельзя что ли? Врач сказал — если все пойдет нормально, месяца через три-четыре его выпишут. Не в детдом же парня отдавать! Бабке с ним не справиться, а мы купим ему коляску, и будет себе кататься. Я уже подумал, как тут можно все перестроить. Бассейн почищу, сделаю крышу — доктор сказал, мальчику плавать полезно. Только не вздумай со мной спорить! И насчет Лизы. Отдай ее мне. Ты себе еще родишь, а она Ромке понравилась. Я всегда был готов к тому, что мой сын приведет в дом девушку. Не думал, правда, что это произойдет так скоро.

— Но это ведь не игрушки. Это дети, причем не совсем обычные. Дети с трудной судьбой, недополучившие от родителей любви, заботы. Вряд ли вы сможете создать необходимую для них атмосферу. У вас работа с утра до ночи, своих забот полон рот. Может, стоит лучше завести собаку?

Васильченко внимательно посмотрел на нее, будто увидел в первый раз.

— Я иногда смотрю на тебя и не понимаю: откуда в тебе столько жестокости?

— Жестокости? — опешила Вера.

— Ну да, жестокости! Ты отлично ладишь с детьми — этого у тебя не отнять, но со взрослыми выставляешь иголки, словно дикобраз какой-то, совсем не заботясь о том, что можешь ранить собеседника.

— Наверное, это говорит о моей полной профессиональной непригодности. Извините, пожалуйста, — Вера опустила голову.

— Нет, погоди, ты неправильно меня поняла, при чем тут непригодность? Я же говорю лично о тебе как о человеке. В личном плане, понимаешь? Ты же как девушка, как женщина, мечтаешь о счастье в личной жизни?

— Мое счастье — это счастье Ромки, Лизы, Вовки…

— Но это не так! Это работа, а для себя лично?

— Это лично, давайте не будем сейчас обо мне. Скажите, какие мои слова показались вам самыми обидными?

— Про собаку, — ответил Олег после продолжительного раздумья, — это все.

— Вы меня успокоили, значит, все не так уж плохо. Книги по мужской психологии утверждают, что у мужчин не так сильно развит инстинкт сохранения рода, как у женщин. Они больше охотники, кормильцы, добытчики. Зачем вам эти дети? Они уже взрослые, вряд ли у вас создадутся с ними какие-то особые доверительные отношения. А пес бы вас любил, приносил тапки, когда возвращаетесь с работы.