Священное воинство - Джеймс Рестон

Из-за обилия тарантулов и скорпионов солдатам рекомендовалось, проходя через заросли высокой травы, громко лязгать котелками и флягами, чтобы отпугнуть ядовитых гадов, хотя эти звуки могли бы привлечь внимание противника. Чтобы ночью отпугнуть рептилий и пауков, а также устрашить неверных, крестоносцы собирались толпой вокруг костров и поручали одному из своих товарищей быть чем-то вроде «запевалы». Он скандировал: «Спасем Святой Гроб Господень!» — а солдаты отвечали хором: «Спасем Святой Гроб Господень!» Видимо, эти декламации успокаивали тревоги и страхи воинов, и потому каждую ночь над холмами и равнинами разносились эти призывы и громогласные отзывы.

Благодаря дюнам и зарослям высоких трав прибрежная дорога сместилась на восток, так что на некоторое время между крестоносцами на марше и их противниками, находившимися в горах, возникло естественное препятствие. Несколько миль их войско прошло в относительной безопасности. Только огромное знамя крестоносцев, развевавшееся на высокой мачте, по-прежнему было видно издалека. Однако летний зной был для франков невыносимым: нередко воины теряли сознание, а иные даже умирали, закованные в свою броню весом до девяноста фунтов.

Мусульмане на горных склонах продолжали следить за продвижением своих врагов, и сам Саладин по-прежнему взвешивал каждый шаг, обсуждая его со своими советниками. Время от времени к нему приводили новые группы пленников, причем в одной из них оказалась женщина в полном рыцарском вооружении. Султан по-прежнему не был настроен на милосердие: он велел всех казнить. Свои главные силы он перевел на юго-восток, расквартировав войска в Тель-Кеймане, а его разведотряды находились в горах. Сам Саладин постоянно курсировал между главными силами своей армии и этими летучими отрядами. За один день он проделывал верхом путь в 35 миль, проехав мимо горы Мегиддо, обогнув Скариат (который иные считают родиной Иуды Искариота, хотя традиционно таковой считается Кариот к югу от Хеврона) и доехав до Кесарии, которую разрушил четыре года назад, чтобы крестоносцы впредь не могли ею воспользоваться. Вероятно, именно здесь султан первоначально собирался встретить противника.

Саладину мешала странная болезнь: без видимых причин нижняя часть его тела покрылась болезненными волдырями, и иногда из-за сильных приступов боли он с трудом мог встать или сесть. Тем не менее султан, послушный чувству долга и хорошо понимавший серьезность обстоятельств, садился на коня и отправлялся в свои инспекционные поездки, снося боль без жалоб. Однажды он признался одному из своих помощников: «Боль оставляет меня, когда я езжу верхом, и возвращается, когда я спешиваюсь».

Кесария — древнеримский город, некогда знаменитый своими пальмовыми и апельсиновыми рощами, в котором Ирод построил из мрамора портовые здания, город, в котором Петр крестил Корнелия, в котором жил святой Филипп, имевший четырех дочерей-девственниц, наделенных даром пророчества. Теперь это был опустевший, словно вымерший город.

Саладин терпеливо ждал своего часа. Терпение вообще было одной из его характерных черт, и здесь он снова опирался на Коран: «Воистину к тем, кто проявляет стойкость и терпение в борьбе за дело Аллаха, Он снисходителен и милостив». Султан старался беречь силы своей армии, так как продолжал ожидать прихода подкреплений. Несколько дней он даже пребывал в нерешительности, и его обоз перемещался с места на место, словно владыка готовился начать решающую атаку, но потом передумал. Саладин хотел выждать, пока противник окажется в невыгодной для него позиции, а также подойдут вызванные им новые войска. Но пока что не было ни хорошей позиции, ни ожидаемых подкреплений. Крестоносцы без помех вошли в разрушенную Кесарию, а потом отошли на три мили к югу, на берег так называемой реки Смерти.

После того как крестоносцы ушли из заброшенного города, стычки с мусульманами возобновились с новой силой. Это обстоятельство вынудило короля Ричарда переместиться в центр, чтобы возглавить оборону, а командование авангардом он оставил королю Ги. На мусульманских воинов, сражавшихся с крестоносцами, произвели большое впечатление их дисциплина и стойкость. Во время конных атак на их ряды крестоносцы быстро выстраивались в боевой порядок: впереди — лучники и воины с пращами, позади — кавалерия, ожидающая приказа атаковать. Один арабский хронист писал: «Они стреляют в нас из своих огромных арбалетов и ранят наших всадников и их коней. Я видел франкских пехотинцев, в которых попало десять стрел, и все же они не покидали боевого строя». Ему вторил еще один араб, участник этих событий: «Мусульмане обстреливают их со всех сторон, чтобы разозлить их и втянуть в сражение. Но сделать это не удается. Франки отличаются удивительным самообладанием. Они продолжают не спеша идти своим путем. Нельзя не восхищаться терпением, с которым эти люди выносят тяжелые испытания».

В шуме и сумятице сражений над холмами разносились боевые кличи: «Нет Бога, кроме Аллаха!» и «Спасем Святой Гроб Господень!»

Помимо стычек между отрядами крестоносцев и мусульман, случались и поединки, в одном из которых героически пал известный исламский витязь. Это был великан аль-Тавиль, вооруженный огромным копьем — самым длинным и тяжелым из всех, которые случалось видеть франкам. Этот исламский воин уже был известен среди крестоносцев как могучий поединщик. Его боевые товарищи именовали его «бесстрашным и опасным, как лев» и «человеком, подобным пламени».

Один арабский историк писал об этом человеке: «Он чувствует себя как рыба в воде в тучах пыли, поднимаемых конницей. Он первым садится на коня, а спешивается последним. Когда другие поворачивают назад, он атакует. Он поражает врагов без устали и всегда сам стремится к единоборству. Скольких неверных он сумел одолеть! Сколько побед на его счету!»

И вновь аль-Тавиль вышел вперед, вызывая на поединок любого из рыцарей-крестоносцев. Но на этот раз он вел себя еще более неосторожно, чем обычно, словно бы искал мученичества и желал, пав в бою, попасть в рай, обещанный пророком. Против него вызвался драться не один поединщик, а целая группа. По рассказам арабов, их герой «отрубил нос не одному неверному», прежде чем потерпел поражение, и это произошло лишь потому, что его конь споткнулся и упал, став причиной гибели хозяина. Аль-Тавиль упал на землю и в своей броне оказался беспомощным, словно перевернутая черепаха, против набросившихся на него крестоносцев. По словам арабского историка, «когда товарищи пришли ему на помощь, дух его уже вознесся к небесам по воле Аллаха».

Мусульмане пережили глубокую скорбь об утрате своего богатыря. Они предали его тело огню в месте, именуемом «Моджахед Шейхах» («Поле священной битвы шейхов»), Впоследствии и христианский хронист воздал должное аль-Тавилю: «Это был человек удивительной храбрости и силы, столь искусный в единоборстве, что никто не мог бы в этом победить его, и даже никто не дерзал с ним состязаться».

Там, на реке Смерти, король Ричард получил первое в Крестовом походе ранение. Он был в гуще боя, когда скользящий удар копья пришелся ему в бок. Рана только раззадорила Ричарда, и он продолжал сражаться. В том бою короля волновали потери среди коней больше, чем людские жертвы. Мусульмане старались убивать именно лошадей, хорошо зная, что боевым коням для тяжеловооруженных конников и мощным лошадям-тяжеловозам в Палестине невозможно найти замену. Ночью солдаты ели мясо убитых лошадей, и Ричард дал специальное указание о том, что рыцарь, потерявший в бою коня, получит нового, если отдаст его мясо голодным солдатам. По словам историка, «они ели конину, и чувство голода превращало ее, в их глазах, в лакомство не хуже оленины».