Священное воинство - Джеймс Рестон

Через несколько веков сэр Вальтер Скотт напишет, что Ричард, дабы сгладить их неудовольствие и развлечь своих усталых и победоносных воинов, устроил большой рыцарский турнир. Сохранилось предание о том, как благородный Айвенго победил на поединке злонравного нормандского рыцаря Бриана де Буагильбера. Когда в Англии сформировался так называемый среднеанглийский язык, о доблести Ричарда в бою за Акру сложили романтическую поэму, где упоминался и его богатырский боевой топор в двадцать фунтов весом. Вот какую сцену прибытия короля Ричарда в гавань Акры нарисовало воображение одного из поэтов:

Тут было чем восхищаться — пусть это всего лишь поэтический вымысел.

Через два дня после жестокой резни мусульман в субботу, в День святого Варфоломея, герольды объявили общий сбор. На рассвете были погашены лагерные костры, как полагалось делать перед походом. Армия разделилась на три отряда. Каждый воин нес запас еды на десять дней, а большую часть всех припасов и оружия погрузили на баржи, следовавшие параллельно армии, направившейся на юг по древней дороге, построенной еще римлянами. За баржами двигались пустые галеры, на которые в случае необходимости можно было погрузить войска. Ричард занял свое место в авангарде из тамплиеров, нормандцев и англичан, а король Ги находился в середине процессии со своими рыцарями и гвардией, окружавшей штандарт крестоносцев. Это огромное боевое знамя развевалось на мачте, установленной на повозке, запряженной четырьмя великолепными лошадьми-тяжеловозами, и его было видно за несколько миль. Это знамя представляло собой сакральный символ, напоминающий о происхождении Иисуса из царственного рода Давида, под знаменами которого собирались истинно верующие в ветхозаветные времена. Позади ехали госпитальеры и приунывшие французы, с грустью вспоминавшие увеселения Акры и все еще сожалевшие об отъезде их короля.

Армия крестоносцев пересекла реку Акру и, свернув на дорогу среди песчаных дюн, направилась в Хайфу. Когда она приблизилась к холмам Кармельской гряды, противник начал действовать. Саладин внимательно наблюдал с высоты своего командного пункта за медленным продвижением неприятеля и, когда настал подходящий момент, послал ему навстречу свои отряды. Группы мусульман по двадцать — тридцать человек, спускаясь по горным склонам, яростно атаковали крестоносцев. Один католический историк сравнивал их с оводами: «Их приходится все время отгонять, а стоит остановиться, и они возвращаются. Поэтому все время приходится от них отмахиваться».

Однако «оводы» доставили крестоносцам немало неприятностей. Были убиты многие французские солдаты, отставшие от своих, и сверх того европейцы потеряли четыре сотни ценных боевых коней. Был момент, когда замыкающий отряд потерял связь с центром, и будь у Мелик-аль-Афдаля, сына Саладина, побольше людей, он бы вовсе отрезал французов от основных сил. Мелик послал отцу донесение: «Если бы мы располагали достаточными силами, мы бы их всех взяли в плен». Но когда Саладин получил это сообщение и послал подкрепление, французы уже догнали основную массу армии крестоносцев. Тем не менее во время одного из налетов мусульмане захватили в плен важного венгерского графа, заманив его в ловушку.

Особенно замедлилось продвижение войска крестоносцев у горы Кармель. Помимо налетов, им мешала также плохая связь между сухопутными отрядами и флотилией, двигавшейся вдоль берега. Но Ричард и сам предпочитал не торопиться. Он вел свою армию вперед в прохладные утренние часы и устраивал привал во время полуденного зноя. Поскольку у крестоносцев было не так уж много вьючных животных, солдатам приходилось нести поклажу, а это также замедляло их продвижение. Европейцы проследовали мимо Хайфы — одного из их древних оплотов, который Саладин ликвидировал четыре года назад, и, обойдя гору Кармель, вышли к труднопроходимому месту, именуемому «Глухие тропы».

Между тем плененного венгерского графа привели в ставку Саладина, и он предстал перед султаном сразу после полдневной молитвы. Граф, человек аристократической внешности, с благородной осанкой, произвел благоприятное впечатление на придворных. От него Саладин и его советники получили ценные сведения о перемещении противника в последние дни. После этого султан велел обезглавить пленника, но, в знак уважения к его титулу, запретил надругаться над его телом. На этот раз Саладин не был склонен к милосердию, поскольку его привела в ярость резня мусульман, устроенная несколько дней назад по приказу короля Ричарда. В качестве возмездия за это Саладин разрешил своим воинам удовлетворять чувство мести, разрубая на куски убитых пленников. В сложившихся обстоятельствах Коран, по-видимому, оправдывал жестокое отмщение: «Жизнь за жизнь, око за око, зуб за зуб и рана за рану». Потребовалось время, чтобы Саладин смог более или менее извинить католиков. Предчувствуя конец, венгр попросил перевести ему приказ султана. Выслушав перевод, граф заявил: «Но я мог бы выдать вам в обмен важного заложника из Акры». — «Тогда, клянусь Аллахом, это должен быть эмир». «Но я не могу освободить эмира!» — воскликнул пленник.

В ответ Саладин только пожал плечами. Его собственные эмиры были против такого обмена. Султану следовало все основательно продумать, и он решил сделать это после того, как закончит обычный объезд своих войск и посмотрит с высоты горной дороги на позиции противника на равнине. Вернувшись, Саладин не изменил решения и велел казнить графа вместе с еще двумя пленными крестоносцами.

Пройдя через «Глухие тропы», крестоносцы оказались на неизвестной им территории. До путешествия в Палестину они полагали, что там повсюду пустыни, степи, горы или холмы, среди которых происходили события, описанные в Новом Завете. В одной из песен крестоносцев были такие слова: «О Святая земля, с тех пор как ты впервые предстала перед моим грешным взором, я стал вести достойную жизнь. Осуществилась моя мечта, ибо я попал в страну, по которой сам Господь ходил во плоти».

Совсем иной ландшафт предстал перед крестоносцами после того, как они обогнули гору Кармель и попали на равнину Шарон. Вместо степей и дюн они увидели заболоченную местность, покрытую роскошной растительностью. Здесь рос сахарный тростник, и имелось много заливных лугов и хороших пастбищ. И главное, теперь не только мусульмане представляли опасность для пришельцев: в то время в Палестине в изобилии водились львы, леопарды, сернобыки, страусы, гепарды, пантеры. Впрочем, они представляли собой не только источник опасности, но и добычу для отважных охотников, а охотой любили развлекаться и христианские, и мусульманские рыцари.

«Чем еще заниматься мужчине, помимо войны и охоты?» — вопрошал один знатный сирийский воин, который охотился на львов не реже, чем сражался с франками. Высоко почиталась соколиная охота, и особенно ценили соколов с тринадцатью хвостовыми перьями, так как считалось, что с этой птицей, при правильной дрессировке, можно охотиться на журавлей и даже на газелей.

И в дюнах, и в горах, и на равнине Шарон водились ядовитые змеи и пауки, а в реках также крокодилы. У костров солдаты слушали жуткие истории об ужасном способе размножения некоторых ядовитых змей. Рассказывали, что самец приползает к самке, кладет голову к ней в рот и извергает семя, после чего самка отгрызает ему голову и благополучно производит на свет двух змеенышей — самца и самку. Ветераны рассказывали, что здесь надо осторожно собирать ароматические растения для получения благовоний, потому что эвкалипты в Палестине кишат летучими змеями, которых из-за их пестрой окраски трудно заметить сразу, и укусы которых смертоносны. Сообщали, что по дороге на Иерусалим войскам придется пересечь Крокодилью реку, где полно этих злобных рептилий, которые любят поедать людей, но особенно-де — католических паломников. Объясняли, что эти твари, крокодилы, неспособны сами извергать переваренную пищу, а потому после еды они будто бы надолго засыпают на берегах рек, раскрыв пасть, в которую проникают змеи, а оттуда попадают в желудок и играют роль «чистильщиков», так что несчастные жертвы будто бы оказываются съеденными дважды.