Священное воинство - Джеймс Рестон

«Человеку твоего положения не пристало обещать или дарить кому-то то, что еще не завоевано, — заявил он публично. — Если ты действительно совершаешь паломничество во имя Христа, то, взяв Иерусалим, ты должен будешь вернуть королевство законному государю Ги. Не забывай, не ты один брал Акру! Одна рука не может захватить то, что принадлежит обеим!»

Соглашение по этому вопросу все-таки удалось достигнуть, однако публичное столкновение между двумя королями наложило на него свой отпечаток. Ги Лузиньяну за выдающиеся заслуги в организации осады и штурма Акры возвращали его корону, но его наследникам (если таковые появятся) престол уже не полагался. После кончины Ги трон переходил к протеже Филиппа, Конраду Монферратскому, и к его наследникам. При этом Конрад сохранял права владения Тиром, Бейрутом и Сидоном, а брат Ги, Джеффри, получал Яффу и Аскалон (в случае, если их отвоюют у Саладина). Все возможные доходы королевства должны были быть поровну поделены между обоими соперниками. Хотя Ги и Конрад, коленопреклоненные, поклялись строго соблюдать этот договор, их соперничество не могло пройти бесследно.

22 июля, всего через десять дней после взятия Акры, к Ричарду явилась от короля Филиппа делегация, возглавляемая епископом Бовэ и герцогом Бургундским, которая униженно принесла извинения за отсутствие своего повелителя, который все еще был нездоров. Однако Ричард понял, зачем они явились и почему не решаются прямо приступить к главному вопросу.

«Ваш повелитель желает возвратиться на родину, а вы пришли испросить моего согласия», — холодно констатировал английский король, поскольку был уверен, что Филипп выздоровел и вполне мог явиться сам.

Французские делегаты принялись юлить, пытаясь так и сяк объяснить решение своего короля. Государь, говорили они, печется о своем здоровье, опасаясь, что ему не выжить, если он останется в Палестине, он обеспокоен состоянием здоровья своего сына, а также должен позаботиться о судьбе фландрского наследства. Все эти дела требуют его личного присутствия на родине.

Ричард терпеливо выслушал все это. Возможно, в эту минуту он вспомнил свои собственные проблемы в Англии, Нормандии и Анжу, вызывающее повеление брата Джона и самоуправство Лонгчэмпа. Из-за всего этого он и сам серьезно рисковал, продолжая участвовать в благородном, но опасном походе. Может быть, вспомнил король и о клятвах в Жизоре и Везелэ, когда он и Филипп Август приняли Крест и дали обет презреть мирские заботы и приготовиться к подвигу за веру.

Наконец Ричард сказал: «Для короля Франции и ее страны было бы бесчестьем, если бы он ушел отсюда, не доведя дела до конца. — Но он понимал, что Филиппа ему все равно не переубедить, и не собирался тратить слова зря, а потому продолжил: — Если же для него вернуться на родину равносильно избавлению от смерти, то ему следует поступить, как он задумал». Последние слова были сказаны даже с чувством удовлетворения от предстоящего расставания.

Весть о предстоящем бегстве Филиппа быстро распространилась в войсках и вызвала чувства смятения и негодования. На другой день к французскому королю явилась депутация его собственных рыцарей, которые со слезами на глазах умоляли своего государя не позорить всех тех монархов, которые уже ходили походом в Палестину или еще придут сюда. Разве может быть что-нибудь постыднее нарушения обета паломника? Но на Филиппа все их речи не произвели желаемого действия.

Через неделю после визита французской знати к Ричарду французский король снова попросил его официального согласия на свой уход. Ричард практически не имел выбора, а может, был даже рад отделаться от слабодушного союзника. Он согласился, взяв с французского собрата клятву, что тот не причинит никакого вреда европейским владениям Ричарда, пока сам он будет находиться в Палестине. Разумеется, король Филипп поклялся в этом на Священном Писании, причем обязался держаться этой клятвы и в течение сорока дней после возвращения английского короля из Крестового похода.

Теоретически это было возобновлением Божьего мира. Впоследствии его, к сожалению, ожидала участь других договоров. Прежде чем покинуть Палестину, Филипп вручил половину своих трофеев из Акры Конраду Монферратскому, а еще через несколько дней передал ему всех знатных мусульманских заложников, включая Каракуша. Командование французской армией он поручил герцогу Бургундскому, так же щедро одарив его за счет своей доли добычи.

Итак, опозоренный, значительно обедневший всего за несколько дней, потерявший часть волос и не вполне здоровый, король Франции убрался из Палестины со своей свитой на пяти кораблях, два из которых он «позаимствовал» у Ричарда. Вслед ему летели проклятия за клятвопреступление. Один из очевидцев негодовал: «Позор, позор! Осквернив всех святых, нарушив волю Господа, он решил постыдно улизнуть прочь. Этот мерзавец пожнет только зло, которое стало ему пищей!» Да и сам король Ричард написал на родину, что Филипп Август «поступил низко, отказавшись от цели своего паломничества, нарушил обет и волю Божью, покрыв вечным позором себя и свое королевство». Вскоре двух королей стали сравнивать с Авраамом и Лотом из Книги Бытия, которые не могли ужиться вместе, и Авраам остался в Ханаане, а Лот отправился в злонравный Содом.

Филипп и его люди благополучно достигли Антиохии, и первая часть их путешествия домой прошла спокойно. Но когда корабли вошли в страшный Анатолийский залив, где шторм недавно рассеял корабли Ричарда, на море снова поднялась сильная буря. Рыцари Филиппа сгрудились вокруг своего короля, в страхе делая предположения, что либо снова возникла дьявольская голова, либо черный дракон засасывает воду в свою пасть. Филипп отверг суеверия насчет драконов и дьявольских голов: неожиданно он принял героическую позу и важно заявил своим людям: «Не надо бояться, ибо в нашей стране в этот час монахи бодрствуют и молятся за нас!»

Вскоре буря улеглась, и корабли французов спокойно прибыли в Брундизий. Королевский поезд пустился в обратный путь через Рим. Там Филипп Август пожаловался папе на грубость английского короля и, не краснея, заявил, что Ричард силой заставил его вернуться назад из Крестового похода. Филипп умолял папу освободить его от клятвы не нападать на владения английского короля. Такое поведение послужило для Целестина III лишним свидетельством в пользу его низкого мнения об истинных побуждениях крестоносцев. Он смиренно благословил французского короля, но в голосе папы звучало презрение, когда он напомнил Филиппу о Божьем мире и запретил ему под страхом отлучения от церкви поднимать меч против последнего короля, еще воюющего за Сион.

Куда больше повезло Капетингу с императором Священной Римской империи, который состоял в родстве с герцогом Австрийским и бывшим императором Кипра. Филипп в живописной манере рассказал императору об унижениях, которым король Ричард подверг его родичей, и получил от него заверения, что если Ричард попытается пройти через земли империи, то он будет захвачен.

Ричард Львиное Сердце со своим желанием отвоевать Святую землю остался, по сути, в полном одиночестве.

В течение месяца, прежде чем его армия покинула Акру, король Ричард занимался ремонтом и укреплением крепостных стен. Как военный инженер он не знал себе равных. Он постоянно расхаживал по территории крепости, неожиданно появляясь в местах, где велись работы, отдавая приказы и понуждая своих людей трудиться с большим старанием. Все огромные английские осадные машины и катапульты были разобраны и тщательно упакованы, потому что войску Ричарда предстояла еще не одна осада. Короля все больше беспокоило разлагающее влияние на армию этих мест, где имелось много женщин, и трудно было устоять от соблазнов. Ричард приказал своим охочим до удовольствий «паломникам» убраться из города и жить в палаточном лагере на равнине за его стенами. В расположение лагеря не допускали женщин, за исключением прачек. Солдаты (особенно французские) покидали город медленно и неохотно.