Наперегонки с ветром. Идеальный шторм - Лера Виннер

делали то, что нам хотелось, с единственным ограничением – не причинять вреда друг другу.

А вот для такой девицы, как леди Камилла, этот разговор был срочно прыжку в омут.

Равно как и открыться женатому мужчине во время чужого поминального обеда.

В том, что она мёрзла на улице, подкарауливая Кайла, а может, и в самом деле меня, не было ни второго, ни третьего смысла. Девочка самым банальным образом изнемогает от страсти, а брак, обозначенный графом Нильсоном как очевидное и непреодолимое препятствие, лишал ее покоя и сна.

Даже когда в её собственной семье одни похороны следовали за другими.

– Он никогда не оставит вас сам, но вы можете проявить немного благородства. Если он хоть немного дорог вам, я прошу вас, уйдите сами. Если вам нужны деньги, скажите, сколько. Но позвольте ему быть счастливым.

Она смотрела на меня с ненавистью и мольбой одновременно, и это было так странно и дико.

И правда, до смеха.

Никогда, прежде, – до Жизель, – я не смотрела на Кайла и нашу бытность вместе с этого угла. На всё имеющая своё мнение, самостоятельная жена, которая, к тому же, отвратительно готовит, точно не была пределом мечтаний для большинства мужчин.

Он никогда не имел с «большинством» ничего общего.

И всё же дело дошло до того, что ему пришлось буквально сунуть юной леди под нос своё кольцо.

Моё кольцо, которое он, оказывается, сохранил.

Ревность, от которой сгорела я сама с августа, – ослепительная, неоправданная, несвойственная мне, но подконтрольная, – сейчас должна была бы затопить разум.

Она всегда служила для нас умеренной остроты приправой, была игрой, в которой мы оба участвовали с удовольствием, но то, с какой силой это чувство всерьёз охватило меня в последнее время, начинало пугать.

Однако сейчас я чувствовала только опустошение и усталость.

Кто-то всегда будет смотреть.

На него, на меня.

И в этот раз мы ничего не обещали друг другу, хотя и блестяще отыгрывали роль, находя в этом процессе определённое удовольствие.

Точно так же, как и я, Кайл был волен делать, что ему угодно и с кем угодно, а намерения леди Камиллы были однозначны.

Даже если бы это случилось всего один раз, она никогда не пожалела бы об этом.

И если она верила, что между ними стою только я…

– А знаешь, – я медленно выдохнула и посмотрела на дом, а потом снова перевела взгляд на неё. – Дерзай. Он сейчас дома. Раньше полуночи я не вернусь.

Она моргнула и снова прищурилась, справедливо ожидая подвоха.

Замёрзшая, униженная, отчаянная и злая…

Мне следовало посочувствовать ей, как сопереживают людям, которые ощущают себя загнанным.

Такими же загнанными, как пару недель назад чувствовала себя я.

И всё же Камилла вызывала во мне брезгливость.

То, с каким недоверием она смотрела на меня, – как если бы я обманула её надежды.

Её очевидная готовность склонить голову и согласиться на что угодно – на унизительный разговор с его женой, на роль любовницы, о положении которой всем известно. Даже на то, что он с лёгкостью разобьёт ей сердце.

Я не могла примерить это на себя.

Не могла представить, как осталась бы в той деревне, – наплевав на старого дурака Эмерика, пересуды и Совет, но осталась бы. В качестве женщины, с которой он проводит ночи, пока Жизель ждёт дома.

Точно так же я не имела права посоветовать ей не быть дурой.

Некоторые уроки можно выучить только самостоятельно, и лучшее, что я могла сделать теперь, – это развернуться и пойти прочь, оставив растерянную дрожащую Камилу стоять на ветру.

Глава 15

О том, что во Фьельдене было место, где меня всегда ждали, я вспомнила лишь добравшись до центральной площади.

Эта мысль оказалось такой же горьковато-забавной, как претензии леди Камиллы ко мне, но вместе с тем не лишённой определённой иронии.

Сказал ли Габриэль это всерьёз или преувеличил, как преувеличивал всякий влюблённый мужчина?

Был только один способ проверить.

Не дойдя до кафе, в котором собиралась провести время, я свернула вправо и, не торопясь, пошла по улице вниз, хотя и прекрасно помнила дорогу.

Ветер усиливался, и оставалось только надеяться, что племянница мэра не простудится насмерть, стоя у обочины дороги.

Я не сомневалась в том, что Кайл не давал ей реального повода. Точно так же, как я не давала такового доктору Беккету.

И тем не менее, они оба были готовы на откровенные безумства.

Когда Габриэль, сходя с ума от неловкости и собственной непорядочности, делал свое предложение, я почти не восприняла его всерьез. Тогда, у моря, да и теперь я была очарована им не больше, чем можно быть очарованной умным, легким и тонким компаньоном. Отчаянным авантюристом, к тому же – Габриэль бросился помогать нам со всем желанием и рвением человека, успевшего как следует стосковаться по опасным приключениям.

Я не испытывала к нему однозначного влечения, хотя и не сомневалась в том, что он примется собирать чемоданы, если сейчас я постучу в его дверь и без всяких объяснений попрошу об этом.

И все же, ловя холодный северный ветер губами, я не могла не признать, что Кайл прав: он обладал всеми достоинствами, необходимыми мужчине для того, чтобы за него хотели выйти замуж.

Даже более того, объективно и, с точки зрения всё того же большинства, Габриэль Беккет был идеален и выигрывал по всем статьям. Уживчивый, спокойный, заботливый и добрый, он был заранее готов на любые компромиссы. В его прошлом не было кровавых и страшных тайн, и, путешествуя с ним, его спутница не рисковала столкнуться с его живыми или мёртвыми врагами. Он не умел отравлять душу одним взглядом, но на него можно было положиться всегда и во всем.

Вдобавок ко всему этому действительно шли молодость, почти непростительная для мужчины с таким характером красота и…

Его чувства ко мне.

Я тяжело вздохнула, потому что не умела и не любила мыслить такими категориями, однако вещи следовало назвать своими именами: Габриэль любил меня отчаянно и нежно, трогательно, по-рыцарски, и столь очевидно, что, живя в общем с ним доме, я никогда не обнаружила бы у забора готовую зарыдать юную дуру.

Будучи моложе, я не задумывалась о том, что мужчину можно выбрать, исходя из этих нехитрых параметров.

В те пять лет, что провела одна, я не чувствовала себя одинокой и не нуждалась в паре.

Пожалуй, можно было сказать,