Краденый город - Юлия Яковлева

Он решил, что раз едет бесплатно, то должен хотя бы развлекать девочку беседой.

– А мы ели столярный клей, – сообщил. – Вам приходилось есть клей? Он очень даже вкусный. Из него можно сделать холодец.

Тут Бобка осознал, что голоден не на шутку.

– А соседи хотели съесть Бублика. Таня и Шурка – это мои брат и сестра… то есть сестра и брат – они думали, я не понимаю. Но я все понимаю. Мы Бублика от всех прятали. Странно, правда? Разве собак едят?.. Наверное, поэтому у них так испортился характер. Обозлился. У соседей, я имею в виду, – рассуждал Бобка.

Девочка мерно плескала веслами. Живот у Бобки начал подвывать.

– А здорово было бы, если бы можно было есть все. Вот прямо все подряд. Стоит шкаф, например, – подошел и откусил уголок. Или вот ваша лодка: сидишь и отщипываешь по кусочку. Тогда бы никто не злился, все были бы сытые и веселые, правда?.. Интересно, какой у шкафа вкус?

Лодка со скрежетом выехала на песок. Бублик кубарем выкатился на берег.

– Ой, заболтался я с вами, – спохватился Бобка. – Не заметил, как доехали.

Он огляделся по сторонам. Во-первых, берег был песчаным, а не забранным в гранит, как везде. Во-вторых, на набережной не было домов, а только сосны. Нет, этой части города Бобка не знал. «Видно, мы за городом», – сообразил он: сосны и песок напоминали дачные места, куда Бобка выезжал с детским садом. Как там было хорошо! Пока черные тарелки радио не…

– Muista vain että täällä et saa syödä mitään, siihen ei ole lupaa! – крикнула девочка, отталкиваясь от берега веслом; второе она уже опустила в воду. – et voi jäädä siihen seisomaan![3]

– Чего? – обернулся Бобка.

Лодку быстро относило прочь от берега. Девочка чуть приподнялась, приставила руки рупором ко рту:

– Juokse pois täältä! Pois hiekalta! Juokse![4]

Она замахала – прочь! прочь! – не удержалась на ногах, плюхнулась обратно в лодку и принялась грести, отбиваясь от сильного злого течения.

– И мне было приятно! – крикнул в ответ воспитанный Бобка. – Большое вам спасибо!

Он обернулся к Бублику.

– Машет на меня руками, будто на комара какого-то, – заметил с неодобрением. – Воспитанные люди так не делают. Идем, Бублик.

Но Бублик все обнюхивал песок, пучки травы, клочья высохших речных водорослей. Ни одно место не казалось ему достаточно убедительным, чтобы задрать над ним ногу.

– Ну Бублик, – нетерпеливо поторопил его Бобка, – давай уже!

Пес замешкался у чуть искривленной сосны, старательно прошелся носом по стволу. Морда у него была озадаченная. Видимо, оставленные на стволе послания местных собак ставили в тупик.

– Ты, Бублик… – наставительно поднял палец Бобка – и так и остался с открытым ртом. Шершавый ствол виднелся сквозь Бублика!

– Буб-б-б-блик… – тихонько позвал испуганный Бобка. – Ты только не пугайся! Ко мне! Иди сюда. Осторожно, не спеши…

Бублик был уже полупрозрачным, зыбким; казалось, если он побежит, то развеется совсем – как дым.

Бобка поманил его пальцем – и ахнул. Его собственный палец просвечивал насквозь! Он испуганно поднес к носу растопыренную пятерню. Ошибки не было: сквозь ладонь он видел реку. Небо. Песок. Сосны. А Бублика – нет!

Он взвизгнул, отдернул руку от носа.

– Бублик! Ко мне! Ты где? Ко мне!

Но как он ни таращил глаза, собаки нигде не было.

Бобка крутил головой. Вот кривоватая сосна, все верно. Но на песке лежало лишь колечко ошейника. Бублик растаял.

Тогда Бобка посмотрел вниз, на собственные ноги. От них остались только сизые очертания. Они делались все тоньше и тоньше. Он таял! Это было не больно, не щекотно – никак. Словно проваливаешься в сон.

Бобка отскочил, увяз, упал, выдавив коленями две лунки. Барахтаясь, поднялся. И, выволакивая ноги из зыбкого песка, припустил бегом что было сил – туда, где шумел стройный бор. Прочь отсюда.

– Смотри!

– Не вижу я никакого человека, – недоумевала Таня.

– Да вон там же! Где ДЛТ, видишь? – показал Шурка. – Теперь смотри дальше. Просто дом серый и одежда у него серая.

Таня всмотрелась – и брови ее подскочили вверх. Не говоря ни слова, она бегом припустила к серому человеку. Только туфли стучали по асфальту, и на пустой улице этот стук казался оглушительным.

Шурка не сразу опомнился.

На ходу Таня кричала что-то несусветное:

– Стойте! Я вас знаю!

Серый остановился. На голове у него была нелепая шляпа, похожая на огромную воронку (через такие переливают постное масло из бидона в бутылку). Обвисшие обтрепанные поля закрывали лицо.

Шурка уже нагонял Таню, как вдруг она остановилась. Обернулась. Толкнула его обеими ладонями в грудь.

– Стой здесь.

– Ну уж дудки. Я тоже.

– Со мной нельзя.

– Что еще за секреты такие?!

Шурка поглядел на человека в сером: тот не суетился, не удивлялся, не выказывал беспокойства. Просто стоял, засунув руку в рукав другой. Тощий гриб на ножке, серая поганка.

…И дом Таня тоже узнала. Вспомнила гипсовое лицо. И крестик. Там, где серый поставил крестик, не было больше дома, лишь торчали разбитые клыки стен. Видно, угодила бомба или снаряд. Желтел песок; что он означает, Таня тоже знала: песком посыпали то, что не удавалось смыть. Здесь погибли люди.

– Стой здесь, – велела Таня таким страшным голосом, что Шурка нахмурился. – Не нужен нам никакой Бобка, – произнесла с расстановкой.

– Ну стою, стою… – сообразил Шурка. – Подумаешь! Больно нужен Бобка этот. Тьфу на него!

Таня подошла к серому человеку.

– Ай! – вскрикнул Шурка. Руки сами взметнулись и зажали уши.

Скрип был до того пронзительный, режущий, что заныли все зубы сразу.

А потом Шурка увидел телегу. Это она скрипела так, что, казалось, лопнет голова. От боли Шурка зажмурился.

Прозрачный Бобка снова налился красками. Идти сразу стало легче. Вокруг росли ровные красноватые сосны, их буйные головы смыкались где-то высоко. Земля была усыпана рыжей хвоей.

Тут-то Бобка и заметил его.

Мишка топал прочь на двух своих плюшевых лапах. Вид у него был деловитый. Травы здесь не было – только земля и сухие иглы.