Тридцать седьмое полнолуние - Инна Живетьева

Старый пес, лежащий в солнечном пятне, лениво приоткрыл глаза. На крыше его будки сидел кот и вылизывал лапу. Больше во дворе никого не было.

– Хозяин! – громко позвал Юджин. – Есть кто дома?

Роман появился из-за сарая. Аккуратно прислонил к стене лопату и пошел навстречу гостям. Юджин улыбался, разглядывая его сухопарую фигуру. Голову Роман держал точь-в-точь как в бытность молодым учителем: чуть вздернув и склонив к плечу.

– Ну, здравствуй!

Обнялись. Юджин почувствовал под ладонями острые лопатки.

– Эк тебя посеребрило, чисто патриарх. – Роман улыбнулся, брызнули от глаз к вискам глубокие морщины. – Солидный, при костюме. А все одно тощий.

– Уж кто бы говорил!

Роман еще подержал его за руку, сморгнул за толстыми стеклами очков. Юджин знал, о чем они оба подумали: «Не видит Лидочка».

– А ты, значит, Матвей. Здравствуй!

Матвей растерянно ответил на рукопожатие.

– Я ключи в машине оставил. Сейчас ворота откроем, и загоняй, – сказал ему Юджин.

Мальчишка убежал, оглянувшись через плечо на старого учителя.

– Что-то не так? – обеспокоенно спросил Роман.

– Все в порядке. Просто если знают, кто он, то обычно говорят: «А вы, значит, л-рей» или «Господин Дёмин».

На улице требовательно загудело.

– С той стороны берись, – велел Роман, подходя к воротам. – Полкан, дорогой, подвинься!

Пес зевнул и убрался с дороги.

Машину приткнули возле дровяника, достали из багажника сумки.

– Это на кухню, – Юджин протянул хозяину бумажный пакет.

Роман заглянул внутрь.

– Помнишь, значит, – сказал надтреснутым голосом. Сверху лежали карамельки. Красно-белый фантик, «Клубника со сливками». – Но тогда они попроще были. В жесткой такой обертке.

Юджин кивнул.

– Лидочка, когда мы уезжали, Вальке полный карман насыпала.

– Да… Ну, пойдемте, что на пороге стоять.

Дом был спроектирован странно: несколько комнат вокруг просторной кухни, в каждую свой вход.

– Семья тут до нас большая жила, вот и нагородили каждому, – говорил Роман, подтаскивая к себе корзину с картошкой. – Мы с Лидочкой почему взяли? Библиотеку держали в тех вон двух, а в третьей читальный зал. Ребятишки приходили и взрослые.

Юджину в дверные проемы было видно, как Матвей с любопытством бродит по дому. Разглядывает фотографии и рисунки на стенах, горку с поделками, этажерку со старым патефоном и стопкой пластинок. Потрогал фотоаппарат в громоздком корпусе и пошел дальше. Фотоаппарат висел над креслом, на спинку которого была наброшена шаль. На столе, рядом с книгой, лежали очки в тонкой оправе. На полочке у зеркала – расческа и флакон с духами.

Дом старательно делал вид, что Лида вышла ненадолго и обязательно вернется.

Юджин повернулся к Роману.

– Помочь?

У хозяина из-под ножа вилась лента картофельной кожуры.

– Воды в чайник налей. Матвей! – повысил он голос. – Ты на рыбалку пойдешь? На зорьке, завтра.

Мальчишка высунулся из комнаты.

– Пойду. Юджин, там ты на фотке.

Их сфотографировали перед тем, как вывезти на дачу, сразу после репетиции концерта ко Дню Победы. Посередине учителя и воспитатели, среди них Роман в белой рубашке с распахнутым воротом, рядом с ним Лидочка в строгом платье, с косынкой на плечах. Оба молодые, счастливые, полгода как поженились. Юджин стоял вторым справа в верхнем ряду. В другом углу, наискось, Валька обнимался с приятелем. У мальчишек на физиономиях виднелись не до конца оттертые усы – их рисовали жженой пробкой. У Вальки на бедре висела кобура.

– Совсем не помню, как звали его дружка, – сказал Юджин, обернувшись к подошедшему хозяину. – А ведь тоже из наших, блокадников.

– Яков Петр Уваров, – ответил Роман.

Юджин посмотрел на старого учителя с удивлением. Сколько через его руки ребятишек прошло, как не забыл?

– Коллега. Последние лет пятнадцать директорствовал в школе. Мы переписывались.

Роман приподнял очки и потер переносицу.

– Погиб Яков. Знаешь, история была со школой в Арефеских землях? Ее сначала федерационные войска под госпиталь заняли, потом мятежники, а затем уж снова наши.

– Не помню. Когда все это началось, у нас как раз… перемены происходили. – Юджин показал взглядом на Матвея.

– Ну, вот во время второго штурма Яков и погиб. Не хотел уходить, туда же и ребятишек свозили. Потом в новостях часто ролик крутили.

Матвей всмотрелся в лицо Якова. В отличие от Юджина он знал, о чем говорил Роман. Помнил очень ярко, ведь это было в тот самый, последний день.

…Вейка сердито хлопнул дверью. Они бы выиграли! Но ко второму тайму приперся Фаддей, черти бы его взяли. Конечно, лучший вратарь в поселке, его даже взрослые парни в команду зовут. А против него играть, что против стенки.

На лавке в сенях стояло ведро, прикрытое деревянной крышкой. Вейка жадно напился, стараясь не громыхать ковшом, а то тетка опять ворчать будет. Вытер мокрой ладонью шершавое от пыли лицо.

В доме до одури воняло укропом. Бормотал телевизор. Тетка сидела за столом, справа от нее лежала охапка зеленых веток, на коленях миска. Монотонно двигались пальцы, обрывая мягкие иголочки. На буфете, застеленном газетами, подсыхала готовая партия.

– Явился, – сказала, не оборачиваясь, тетка. На экране бежали бойцы в масках и камуфляже. – Там капуста тушеная, погрей. Хлеб будешь резать, доску подложи, а то опять клеенку попортишь. Сколько раз говорено?

– Ага, – отозвался Вейка. – А чего это?

В телевизоре громыхнуло. Белостенное здание щерилось разбитыми окнами, по грудам кирпичей и известки карабкались солдаты.

– Ареф. В школе госпиталь был. Боевики захватили, а наши снова отбили.

Показали огромный зал. Спортивный? На стене болталось скособоченное кольцо с сеткой. Лежал ничком убитый черноволосый мужик, двое солдат отвалили тело – и под ним оказался мальчишка. Камера приблизилась, взяла его крупным планом. Лицо бледное, припорошенное известью. Пустые, мертвые глаза.

– Вот сволочи, – без интонаций сказала тетка Роза.

Мальчишка медленно опустил ресницы, и Вейка удивился: живой.

На экран вылезли какие-то чины в штатском, со значками на лацканах.

Тетка достала из кучи новую ветку укропа.

– С утра не убегай. Сарай разобрать надо.

Вейка скривился.

– Я все вижу! – повысила голос тетка. – А будешь в сенях грязными лапами в чистую воду лазить, дам по шее.

– Куда этот сарай денется, – проворчал Вейка, отправляясь на кухню.