Семейные ценности - Мила Гусева

неразумным получить кучу штрафов за множество нарушений. И даже явственно представляет себе её недовольное выражение лица — крохотную морщинку между бровей, скептический взгляд чернильных глаз… Да, Уэнсдэй однозначно разозлится, что он рискнул оторвать её от работы. Но потом непременно смягчится и позволит заключить себя в объятия — потому что так бывает всегда.

Потому что её любовь также сильна, как его.

И как бы Аддамс не пыталась этого скрыть, он всё равно знает правду. Всегда знал.

Торп невольно улыбается самыми уголками губ и аккуратно сворачивает на нужную улицу.

И слабая улыбка мгновенно гаснет.

Скорая — та самая, которую он пропустил двадцатью минутами ранее — стоит на парковке агентства рядом с идеально отполированным чёрным Мазерати.

И прямо в эту секунду парамедик в тёмной форменной куртке захлопывает заднюю дверь.

Резко ударив по тормозам и бросив Шевроле прямо посреди дороги, Ксавье выскакивает из машины и подлетает к карете скорой помощи. Не успев вовремя затормозить, он резко врезается в человека в медицинской форме, едва не сбив того с ног. Но всё это воспринимается совершенно побочно — Ксавье отчаянно пытается заглянуть в салон скорой помощи, но прикрытые двери и массивная фигура парамедика заслоняют весь обзор.

— Матерь Божья, вы ещё кто?!

Торп не находит сил ответить — мощный всплеск паники уничтожает остатки разума.

И вдруг… Краем глаза он улавливает тонкую изящную руку, безвольно свисающую с каталки. Хрупкие бледные пальчики с чёрным маникюром испачканы кровью.

Сердце пропускает удар, чтобы через секунду зайтись в бешеном ритме.

Нет. Нет. Нет. Этого не может быть.

Кто угодно… Только не она.

— Сэр, отойдите! — парамедик довольно грубо отталкивает его от кареты скорой помощи.

— Что с ней?! — голос сиюминутно срывается на крик. — Скажите немедленно! Блять, да пустите вы! Я её муж!

— Гипертонический криз. Вероятно, преэклампсия. Пока сказать трудно, нужна срочная госпитализация.

Парамедик говорит что-то ещё, но Ксавье едва понимает смысл его слов. Леденящий душу страх сковывает разум, не позволяя осознать происходящее — ему отчаянно кажется, что это нереально. Это просто кошмарный сон.

Да, точно. Это сон. Ущипнуть себя за руку — и пугающий морок растает без следа.

— Сэр, посмотрите на меня, — мужчина трясёт его за плечи, возвращая в жуткую реальность. Совершенно не отдавая отчёт в собственных действиях, Ксавье переводит на него растерянный взгляд. Первая вспышка панической ярости спадает, уступая место безвольному отчаянию. — Ждать нельзя, понимаете? Мы отвезём её в «Докторз». Знаете, где это?

Голос парамедика доносится словно сквозь плотный слой ваты.

Ксавье едва находит в себе силы, чтобы кивнуть.

— Хорошо. У нас в машине нет места. Сможете поехать за нами на своей?

Ещё один механический короткий кивок.

Перед глазами продолжает стоять одна-единственная картинка, въевшаяся в мозг калёным железом.

Хрупкое запястье, тонкие пальчики.

Уродливые багряные разводы крови.

Откуда кровь? Почему её так много?

— И не переживайте так раньше времени. Уверен, всё обойдётся, — сотрудник скорой ободряюще хлопает его по плечу.

Торп неловко переступает с ноги на ногу, впившись невидящим взглядом в белые дверцы, прямо за которыми в эту самую минуту… Нет. Нельзя об этом думать. Нельзя.

Он машинально проводит рукой по лицу и отступает на шаг назад. Потом на два.

Немного расслабляет галстук — кислород догорает в лёгких, во рту воцаряется сухость пустыни, в горле стоит мерзкий колючий комок — и Ксавье часто-часто моргает, пытаясь сфокусировать потерянный взгляд.

Но простые действия, производимые словно на автопилоте, ни на секунду не помогают. Сердце неистово стучит — бьётся в клетке из рёбер, будто попавшая в паутину муха. Руки и ноги становятся совершенно ватными, а всё тело прошибает холодный пот.

И страх.

Леденяще липкий страх от осознания, что это вовсе не дурной сон. Самые жуткие кошмары сбылись, воплотились в реальность.

Всё это действительно происходит на самом деле.

Парамедик чуть приоткрывает двери, чтобы забраться в машину — и Ксавье отводит глаза, отчаянно боясь увидеть что-то пострашнее тонкой руки Уэнсдэй, обагрённой кровью.

Нет.

Если он увидит что-то ещё, то жалкие остатки самообладания мгновенно рассыпятся, как карточный домик, и он рухнет на колени прямо посреди оживлённой улицы.

Нельзя. Никак нельзя допустить подобного.

Только не сейчас.

Он должен держать себя в руках.

Обязан ради жены и нерождённой дочери.

Из тотального ступора его вырывает надрывный вопль сирены — сверкая сине-красными проблесковыми маячками, карета скорой помощи резко срывается с места. Торпу приходится несколько раз сильно ударить ладонями по щекам, чтобы хоть немного привести себя в чувство. Лёгкие вспышки боли слегка отрезвляют объятый страхом разум.

Совсем немного — но этого хватает, чтобы вернуться к Шевроле и сесть за руль. Хорошо, что он не заглушил мотор. Иначе точно не смог бы выполнить простейший алгоритм действий, чтобы завести машину.

Все конечности бьёт лихорадочной дрожью, и Ксавье несколько раз промахивается ногой мимо нужной педали. Черт. Дерьмо.

Самообладание неизбежно подводит — и он с силой ударяет кулаком по рулю, словно пытаясь вложить в это движение всё отчаяние, захлестнувшее душу.

А потом ударяет ещё раз. И ещё.

На одной из разбитых костяшек выступает крохотная бисеринка крови. И как ни странно, именно эта маленькая багряная капля помогает разуму сбросить оковы растерянного ступора.

Торп наконец находит педаль газа, и Шевроле резко срывается с места.

Дорога до больницы проходит словно в тумане — и хотя ехать не больше десятка кварталов, ему кажется, что путь длится целую вечность. Ксавье пытается успокоить себя, пытается вспомнить слова парамедика — уверен, всё обойдётся — но жалкие попытки тщетны. Потому что в голове раз за разом, на ужасающе бесконечном повторе всплывают слова совсем другого человека.

Кажется, на седьмом месяце случилась эклампсия… Малышка Офелия прожила всего пару часов, а сама Донателла Фрамп умерла во время родов.

Умерла. Умерла. Умерла.

Нет. Нельзя. Нельзя об этом думать.

Ничего ещё не случилось.

И не случится.

Но кроме нелепой ободряющей фразы, проклятый парамедик сказал кое-что ещё.

Гипертонический криз. Вероятно, преэклампсия. Пока сказать трудно, нужна срочная госпитализация.

Нет. Этот человек в тёмной медицинской форме даже не настоящий врач. Что вообще он может знать? Скорая помощь не ставит диагнозов.

На одном из последних светофоров машина с проблесковыми маячками теряется из виду, проскочив на красный. Ксавье пытается повторить опасный манёвр, но плотный поток автомобилей, движущихся перпендикулярно, не позволяет этого сделать. Проклятье.

Зелёный свет загорается лишь спустя шестьдесят секунд, что является непозволительно огромным промедлением по текущим меркам.

Когда Шевроле резко влетает на парковку «Докторз» — совершенно обычной дежурной больницы