Кровоцвет - Кристал Смит

Живи, внушала я ребенку. Живи.

Я передала ребенка обратно Кейт. Я не могла говорить.

– Смотри, – сказала она.

Я в изумлении увидела, как по ручкам и ножкам, по туловищу ребенка до самых пяточек стало разливаться тепло. На смуглых щечках заиграл румянец. А потом девочка вздохнула.

Ее веки затрепетали. Она открыла глаза.

– Здравствуй, любовь моя, – радостно промолвила Кейт.

* * *

Я не заметила, как задремала, пока не открыла глаза и не увидела Кейт, стоявшую возле детской люльки. Та смотрела на свою дочь. День еще не начался. В окно глядела полная луна.

– Тебе не стоило вставать, – сказала я и с трудом поднялась на ноги, невольно поежившись от холода. Утренний воздух встретил меня прохладой. – Я помогу. А ты отдохни. Кейт?

Она обернулась и улыбнулась мне мягкой печальной улыбкой. Я застыла на месте.

Тело Кейт неподвижно лежало на кровати рядом с колыбелью. Малышка спала глубоким сном, ее крошечная грудь вздымалась и опускалась.

– Нет, нет… Кейт! – разрыдалась я.

Она взяла меня за руку, чтобы успокоить. Ее прикосновение было холодным. Последние мгновения ее жизни промелькнули у меня перед глазами как бриз в первом дыхании весны. Она смотрела, как спит ее дочь, умиротворенно разглядывая каждую черту ребенка: ее волосы, ручки, щечки, пяточки. Наступившая смерть была, мягкой, сладкой и похожей на сон. Кейт умерла в покое, зная, что ее дочь будет жить.

– Я о ней позабочусь, – прошептала я. – Я буду заботиться о ней вместо тебя. Я сделаю для нее все, что смогу.

Она кивнула и ушла. Жертва «матери» Лесных Врат была принесена. Неземной туман поднялся и закрыл окно, целиком поглотив полную луну. В то же мгновение пейзаж превратился в бескрайний белый океан.

* * *

Долго рыдать мне не пришлось. Мои стенания прервал крик ребенка. Я обещала Кейт, что позабочусь о малышке, потому вытерла слезы и приступила к делу. Я искупала и переодела ее, а она смотрела на меня своими невероятными круглыми глазами. Они были цвета мягких перьев: светло-серыми, серебристо-коричневыми и тревожно ясными.

Когда она смотрела на меня, мне казалось, что она задает мне вопрос, на который у меня нет ответа.

Поскольку девочка лишилась материнского молока, я взяла чистый кусок ткани и окунула его в чашу с козьим молоком, бессвязно бормоча при этом заклинание, моля о том, чтобы молоко легче усвоилось, стало питательнее и слаще на вкус. Не было никакого способа узнать, получилось ли у меня, но она сосала краешек ткани до тех пор, пока миска почти полностью не опустела, а затем уснула у меня на руках.

Девочка спала, когда я услышала торопливые шаги на тропинке. Это произошло с наступлением темноты. Весь день я провела в тишине, только я и малышка. Из-за густого тумана казалось, будто в мире остались лишь мы одни.

Я услышала, как отворилась дверь.

– Привет! – Донесся из кухни голос Натаниэля. – Кейт?

– Эмили в ее хижине нет, – сказал Ксан. – Может быть, Кейт знает, где она…

Натаниэль замер на пороге спальни, глядя на Кейт, неподвижную и безмолвную.

– Мне очень жаль, – прошептала я, вставая с кресла-качалки.

Я как смогла отмыла комнату. В ней не осталось никаких следов бессонной ночи, тяжких усилий и мучений, через которые прошла Кейт. Она лежала на белоснежной простыне, ее красивые волосы были аккуратно уложены вокруг головы. Глаза были закрыты, а лицо безмятежно.

Натаниэль рухнул возле нее, взял ее руку и прижал к губам. Его плечи тряслись, но он не проронил ни звука.

Ксан, который вошел вслед за ним, опустил голову, схватившись за спинку стула.

Вначале появился проблеск – так бывает, когда тонкие облака приоткрывают солнце. Затем яркое пятно обрело форму. Кейт опустилась на колени и прикоснулась к лицу Натаниэля легкими руками, сотканными из света и воздуха. Он не отреагировал; он не ощущал ее прикосновений. Она взглянула на меня, прося о помощи.

– Натаниэль, – осмелилась произнести я, и звук моего голоса взволновал глубокий мрак его горя, как камешек будоражит гладкую поверхность воды. Он мне не ответил, поэтому я повторила: – Натаниэль.

Кейт подошла ко мне, и я протянула ей руку. Она взяла ее во второй раз, и холод пронзил мою кожу тонкими спиралями, похожими на иней на зимнем окне.

Скажи ему, что мне очень жаль.

– Кейт говорит тебе, что ей очень жаль, – сдавленно произнесла я.

Скажи ему, что я его люблю.

Я судорожно вздохнула.

– Она говорит, что любит тебя.

Натаниэль поднял голову и посмотрел на меня покрасневшими опухшими глазами.

Скажи ему, что я буду счастлива.

– Она говорит, что будет счастлива.

И я хочу, чтобы он был счастлив.

– Она хочет, чтобы ты тоже был счастлив. – Я протянула ему крошечного ребенка в пеленках и медленно сказала: – Чтобы спасти ребенка, ей пришлось сделать выбор. И… благодаря этому выбору ее душа обрела покой.

Я подошла к нему с малышкой и отдала ее Натаниэлю в руки. Кейт следовала за мной, ее туманные загадочные глаза наблюдали, как он осторожно прижимает малютку к себе.

Я вспомнила, что Кейт сказала мне на пороге магазина тканей.

– Ее зовут Элла, – произнесла я.

– Так звали мою маму, – сказал он и вытер глаза. – Я всегда думал, что Кейт это имя не нравится. Она похожа на Кейт, правда? – сказал он и улыбнулся.

– Так и есть, – сказала я. – Она – частичка вас обоих.

– Ариель Кэтрин. Я наверняка буду все делать не так. Я не думал, что мне придется справляться в одиночку. Но я обещаю, что буду любить нашу дочь каждый день своей жизни. Клянусь, клянусь. Я дам тебе любовь, которую она хотела бы тебе дать, но не смогла.

Кейт отпустила мою руку и подошла к ним, поцеловала губы Натаниэля и пушистые волосы Ариэль. Затем растворилась в воздухе. Но хотя она ушла, ее свет остался.

Ксан встал рядом и переплел свои пальцы с моими. От этого лед от прикосновения Кейт растаял. Я посмотрела на наши скрещенные ладони, затем на его лицо. Очень тихо он произнес:

– Я слышал, как ты меня звала. Мы тут же отправились в путь. – Он закрыл глаза. – Я не должен был уезжать. Мне очень жаль. Мне очень, очень жаль.

Я просто кивнула, и мы снова стали смотреть на Натаниэля и его дочь – как он любуется ею и цепляется за нее, словно тонущий моряк за канат, который спасет ему жизнь.

* * *

Мы снова встретились на закате на туманном берегу фьорда, чтобы попрощаться с Кейт в последний раз. Она лежала на плоту, который Натаниэль сколотил из ивы и рябины. В ее ногах лежала лаванда, лоб Кейт украшали веточки лавра. Мы почти все время молчали, никто из нас не выступил с речью, мы просто не могли. Разве существовали слова, способные утешить?