Директория. Колчак. Интервенты - Василий Болдырев

С другой стороны, пользующаяся огромным влиянием в стране военная партия Японии способна и готова на очень решительные меры для упрочения своего положения.

Токио. 16 января

Осматривали с Осиповым музей Окура – огромное собрание статуй Будды и художественных изделий Востока, главным образом Китая и Японии. Больше, чем музей, мне понравился памятник его владельцу.

В детстве уличный торговец рыбой, Окура быстро разбогател и сделался крупным финансистом Японии – одним из трех ее миллионеров (как бедна в общем Япония).

Простой торговец оказался пламенным любителем искусства и не жалел средств для своего музея – ныне национального достояния Японии. Раньше брали за вход 10 сен, теперь плата отменена. Музей содержится на проценты с известной суммы, завещанной для этой цели Окурой.

Памятник изображает Окуру спокойно сидящим за каким-то манускриптом, одна нога по-японски поджата. На лице, очень похожем, – по словам Осипова, лично хорошо знавшего Окуру, – полное спокойствие с оттенком легкого добродушия.

В музее, как и во всех обширных зданиях Японии, очень холодно. Я попросил Осипова спросить сторожа, моложавого японца, вежливо сопровождавшего нас по его отделу, – как ему не холодно в этом леднике без пальто.

«Что же делать? Мы не имеем права быть в пальто на службе; холодно, конечно; вот только и утешаешься видом на Фуджи[34]».

Он открыл окно, и, действительно, ослепительно-белая вершина Фуджи была величественно прекрасна. Японец, видимо, был крайне удовлетворен моим восхищением. Ему, действительно, как будто стало немного теплее.

Из музея поехали в домик генерала Ноги – весьма скромный для победителя при Порт-Артуре. Дом деревянный обыкновенного японского типа в два этажа. Вход в дом закрыт, осмотр производится со специально выстроенной вокруг него галереи через открытые окна. Над дверью первой комнаты висит большая фотография, изображающая бомбардировку Порт-Артура; мебели в комнатах почти никакой. Во второй комнате на стене фотографии Ноги и его супруги, снятые перед смертью, видимо, когда созрело решение о харакири. Ноги изображен сидящим в парадной форме с газетой.

В третьей комнате, совсем без мебели, небольшой белый плакат на циновках, покрывающих пол; плакат отмечает место, где бесстрашный старик и его достойная супруга покончили счеты с жизнью.

Вокруг дома садик и небольшой храм, вернее, модель храма, размерами с небольшой стол. Здесь, по японскому обычаю, генерал Ноги молился последний раз перед уходом на войну; в дом уже после прощальной молитвы не заходят, слез проливать не принято. Отсюда же пошли на войну его два юных сына, погибшие потом: один – в бою под Гайджоу, другой – при штурме высокой горы под Порт-Артуром.

Говорят, что Ноги не простили первого неудачного штурма Порт-Артура, вызвавшего огромные потери. После войны он принужден был выйти в отставку с некоторой денежной наградой, которую он пожертвовал на благотворительные дела. Его самого назначили тоже по благотворительной части.

Теперь их здесь нет: Ноги, его жены и двух сыновей. Здесь только непрерывная вереница их почитателей и почтительное безмолвное уважение к их памяти.

Крупенский несколько озабочивается слишком, по его мнению, большой любезностью ко мне японцев. А ведь сам ни туда ни сюда. Видимо, больше всего придерживается политики сохранения своего поста.

Столовая нашего отеля полна французской военной молодежью. Вчера их торжественно встречали японцы. Это летчики, прибывшие на три месяца, по приглашению японских военных властей, для инструктирования.

Приезжал поручик Комура, назначенный в мое распоряжение с проектом (все еще не окончательным – как осторожны японцы!) моих посещений военных учреждений.

Токио. 17 января

Утром заходил лейтенант Апрелев – мой бывший слушатель по Академии Генерального штаба. Он интересовался моим мнением относительно положения на Уральском фронте и вообще относительно хода русской жизни. Апрелев состоит во французской военной миссии, которая также в полном неведении о происходящих событиях, так как ничего не получает на свои запросы в Омск.

Видимо, Париж непосредственно сносится с Омском через генерала Жанена.

Были Авксентьев и Зензинов. Им наконец дали визу в Америку. В ближайшие дни они выезжают. Авксентьев в восторге от своей поездки в Никко, рекомендовал мне непременно туда съездить. Они сообщили, между прочим, о суровых расправах в Омске, опять, конечно, через «неизвестных в военной форме»142. Таким образом, «мексиканские» приемы продолжаются и при «твердой» власти.

Генерал-прокурор Г. Старынкевич назначает, по обыкновению, строжайшее расследование, а правительство благородно возмущается. Михайлов же хитро посмеивается и неуклонно продолжает практику своих испытанных приемов.

Гайда уволен Стефаником в бессрочный отпуск с правом поступления в русскую армию, каковым он, конечно, не преминул воспользоваться и получил командование Сибирской армией. Это одна из уплат по векселю, выданному Колчаком и Омским советом министров 18 ноября143.

Матковский144 тоже преуспевает, назначен помощником к Степанову, получившему портфель военного министра.

Железные дороги поступили под контроль международной комиссии. Хорошо еще, что хоть председательствование оставлено за хозяевами – в лице Устругова.

Комиссия образовала два бюро: хозяйственное во главе с американцем Стивенсом и военное (охрана железной дороги), где, видимо, главенствуют японцы.

Завтракал в Йокогаме у Г.145 Беседовал с Авксентьевым по поводу сообщений русских газет об Омском правительстве. Действует оно, по правде сказать, довольно решительно, в духе большевиков, и это его некоторый плюс146.

У В.147 передали телеграмму – моя семья докатилась до Новочеркасска – это первая весточка за столь долгий период.

Вечером бродил по знаменитой «театральной» улице Йокогамы. Эта улица сплошь из магазинов, залита светом и положительно запружена толпой. Шумно. Пожалуй, весело. Театры и кино почти на каждом шагу. Я нигде не видал такого обилия электричества, как в Японии, или это так кажется после возвращающейся к лучине России148.

Токио. 18 января

День чудесный, пешком отправился в парк Сиба. К сожалению, пошел без Осипова, отлично говорящего по-японски и любезно предложившего себя в гиды.

Парк, несмотря на зимнее время, весь в зелени. Главная примечательность парка – храмы и гробницы сёгунов149. Перед входом в величественные красные ворота перед буддийским храмом меня немедленно взял под свою опеку старичок-рикша и, что-то лопоча по-японски с прибавлением ломаных английских слов, начал водить меня по парку.