Как ни крути - помрешь - Ким Харрисон

Он взял меня за подбородок. Рука была теплая, и я неотстранилась.

– А еще есть немногие, кто знает, что такое любовь, ктоумеет любить. Кто щедро отдает себя, требуя взамен только того же – любви идоверия. – Безупречно-синие глаза не моргая смотрели на меня, я затаиладыхание. – И тогда это может быть прекрасно, Рэйчел. Любовь и доверие. Никто несвязан. Никто не теряет разум и волю. Нет унижения, нет потерь. Оба становятсяодним целым, которое больше, чем сумма частей. Только это так редко бывает. Итак прекрасно, когда бывает.

Я задрожала. Я не могла понять, лжет он или нет.

От мягкого касания его руки, когда он шагнул назад, у менякровь вскипела в жилах. А он не заметил, глядя в окно на разгорающийся рассвет.

– Мне жаль Айви, – прошептал он. – Она не хочет признать,что ей нужно принадлежать кому-то, хоть эта жажда движет каждым ее шагом. Онахочет совершенной любви, но думает, что не заслужила ее.

– Она не любит Пискари, – так же тихо прошептала я. – Аты сказал, что без любви и доверия все не так.

Кистен посмотрел мне в глаза:

– Я не о Пискари говорил.

Он взглянул на часы над мойкой, шагнул назад, и я поняла,что он уходит.

– Поздно уже, – отметил он. По отстраненному тону сталоясно, что мыслями он уже где-то далеко. Потом глаза у него прояснились, онвернулся в настоящее. – Хороший был вечер, – сказал он. – Но в следующий разлимитов на расходы устанавливать не будем.

– Ты уверен, что будет следующий раз? – попыталась яразрядить обстановку.

Он улыбнулся в ответ на мою улыбку, на лице блеснула под светомсвежая щетина.

– Надеюсь.

Кистен пошел к двери, и я машинально пошла его проводить. Яв носках ступала по деревянному полу так же бесшумно, как он. В зале было тихо,из моего стола ни звука. Не говоря ни слова, Кистен накинул пальто.

– Спасибо, – сказала я, протягивая ему кожаный плащ,который он мне дал поносить.

В темной передней блеснули его зубы.

– Всегда рад.

– За вечер, не за плащ, – пояснила я, чувствуя, какпромокают носки. – Впрочем, за плащ тоже.

Он наклонился ближе.

– Опять же всегда рад, – сказал он. В глазах у негоиграл слабый отблеск света. Я смотрела в них, пытаясь понять, они черныеоттого, что темно, или от страсти. – Я тебя сейчас поцелую, – предупредил он.Голос был мрачный, у меня мышцы напряглись. – Не увиливать!

– Не кусаться, – ответила я со смертельнойсерьезностью. Во мне бурлило предвкушение. Но чувства были мои собственные, неот шрама, и я поняла это одновременно с облегчением и со страхом – нельзя былопритвориться, что виноват шрам. В этот раз не получится.

Он взял мой подбородок в ладони, шершавые и теплые, притянулменя к себе, закрывая глаза. Я вдохнула его аромат, сильный аромат кожи и шелкаи намек на что-то более глубокое, более примитивное, действующее прямо наинстинкты – так что я не знала, что и чувствовать. Не зажмуриваясь, я смотрела,как он склоняется ко мне, сердце колотилось в ожидании ощущения его губ.

Его пальцы скользнули по контурам моего лица. Губы у меняприоткрылись. Но мы стояли неловко для обычного поцелуя, и мне стало легче,когда я поняла, что он поцелует меня только в уголок рта.

Успокоившись, я подалась ему навстречу и снова перепугалась,когда его пальцы скользнули дальше, зарывшись мне в волосы. Адреналин хлестнулхолодной волной, когда до меня дошло, что он вообще не к губам моим добирается.

Он собирается целовать меня в шею! – подумала я, обмирая.

Но он остановился как раз на подходе, дохнув теплом вовпадинку между ухом и подбородком. От смешанного со страхом облегчения я нидумать не могла, ни двигаться. Пульс бился как бешеный от остатков адреналина.Губы у Кистена были нежные, но хватка рук – твердая от подавляемого желания.

Холодный воздух коснулся меня вместо теплых губ, когда онотстранился, но задержался в той же позе еще на миг, и еще. Сердце колотилось,и я знала, что он его слышит не хуже собственного. Он тихо выдохнул, и явыдохнула тоже.

Кистен шагнул назад, шурша шерстью пальто. Глаза встретилисьс моими, и я вдруг заметила, что обнимаю его руками за талию. Руки неохотноопустились, я потрясенно перевела дух. Он не коснулся ни моих губ, ни шеи, ивсе же это оказался самый волнующий поцелуй в моей жизни. Беспокойство из-затого, что я не знала, что он станет делать, так меня завело, как не мог бызавести никакой обычный поцелуй.

– Вот же чертова штука, – сказал он, удивленно изгибаябровь.

– Какая? – сдавленно спросила я, еще не придя в себя.

Он качнул головой.

– Совсем не чувствую твоего запаха. Даже как-тозаводит… Я моргнула, не в силах сказать ни слова.

– Спокойной ночи, Рэйчел. – Отступив, он опятьразулыбался.

– Спокойной ночи, – прошептала я.

Он повернулся и открыл дверь. Морозный воздух отрезвил меня.Демонский шрам ни разу не шелохнулся, так все время и спал. Вот это, подумалая, и пугает. Что он может такое со мной сотворить, даже не прикасаясь к шраму.Да что же это со мной, черт возьми?

Кистен в последний раз улыбнулся мне с крыльца – ночнойснегопад служил ему чудесной декорацией. Отвернувшись, он сошел по обледенелымступенькам, под ногами у него хрустела соль.

В полном замешательстве я закрыла дверь и опустила засов,потом снова подняла – вспомнила, что Айви должна вернуться.

Обхватив себя руками, я направилась в спальню. В головекрутились слова Кистена о том, что люди сами определяют свою судьбу, позволяявампирам их привязать. Что люди платят за экстаз вампирской страстизависимостью в разной степени: могут быть просто едой, а могут – равными. Может,он врет? – подумала я. Врет, чтобы я разрешила ему себя привязать. Но потом вголову пришла еще более страшная мысль.

Что, если он не врет?

Топая ботинками по коридору, я шла к двери следом за Айви.Она двигалась с бездумной грацией, высокая и хищная в своих элегантных кожаныхштанах. Ну, это она пусть таскается по солнцеворотным распродажам в коже, а япредпочла джинсы и красный свитер. И все равно мы обе смотрелись отлично.Ходить по магазинам с Айви было забавно. К ней всегда начинали подбиватьклинья, а отказ от предложений имел заманчивый привкус опасности, потому чтопривлекала она ну очень разных личностей.

– Мне надо вернуться к одиннадцати, – сказала она,отбрасывая назад длинные черные волосы, когда мы вышли в церковный зал. – Уменя сегодня дело. Чью-то несовершеннолетнюю дочь заманили в вампирский притон,и мне надо ее вытащить.