Как ни крути - помрешь - Ким Харрисон

– Ты ее не слышишь?! – отрывисто спросила Айви.

Она так резко поставила чашку на стол, что кофе пролился, ая вздрогнула от неожиданности.

Кистен скорчил гримасу и покачал головой.

– Поздравляю, – кисло сказал он. – Добро пожаловать вклуб. Жаль, что я из него выбыл.

Глаза Айви вспыхнули злостью.

– Нет! – крикнула она, вставая.

Кистен глянул на нее круглыми глазами, до него только теперьдошло, что Айви не обрадовалась.

Натянутая как струна, Айви покачала головой.

– Нет, – твердо повторила она. – Не хочу!

Я подскочила с дивана, внезапно сообразив. Если она этослышит – значит, власть Пискари над ней усиливается. Я глянула на Кистена, и налице у него отразилась тревога.

– Погоди, Айви, – принялся увещевать он, но ее обычноспокойное лицо исказилось от злости.

– Ничего, ничего моего не осталось! – воскликнула она сполыхающими чернотой глазами. – Такая была красивая песня, а теперь мерзкая, ивсе из-за него! Он все отбирает, Кист! – крикнула она. – Все!

Кистен встал, и я замерла, глядя, как он обошел вокруг столаи потянулся к ней.

– Айви…

– Это надо прекратить, – сказала она, быстрым ударомотбрасывая его руки, прежде чем он успел к ней прикоснуться. – Сейчас жепрекратить!

У меня челюсть отвисла, когда она с вампирской быстротойвыбежала из комнаты. Пламя свечей заметалось, потом выровнялось.

– Айви? – Я поставила чашку и встала, но в комнатеникого не осталось. Кистен помчался за ней следом. – Вы куда?… – прошептала я.

Я услышала негромкое ворчание седана Айви – она его у материвзяла на зиму, – и в следующее мгновение ее уже не было. Я вышла в коридор;мягкий стук закрытой Кистеном двери и его шаги по деревянному полу отчетливопрозвучали в тишине.

– Куда она? – спросила я, когда он подошел ко мне.

Он положил руку мне на плечо, молчаливо предлагая вернутьсяв гостиную. Стоя в носках, я яснее видела нашу разницу в росте.

– Поговорить с Пискари.

– Пискари! – Меня пронзило тревогой. Я вывернулась изего руки и остановилась посреди коридора. – Не пойдет же она одна с ним говорить!

Но Кистен невесело улыбнулся:

– С ней все будет нормально. Сейчас у них пик. Она сним поговорит, и он отступит. Он затем ее и достает. Все нормально.

Не убежденная, я вернулась в гостиную. Я все время ощущалаего спиной, молчаливого, на расстоянии руки. Мы были одни, не считая полусотнипикси в моем столе.

– С ней все будет нормально, – прошептал он себе поднос, тихо ступая туфлями по серому ковру за мной следом.

Мне хотелось, чтобы он ушел. Я была эмоционально выжата ихотела, чтобы он ушел. Чувствуя на себе его взгляд, я задула свечи. Внаступившем сумраке собрала кофейные чашки на поднос, надеясь, что он пойметнамек. Но, глянув на коридор, похолодела от внезапной мысли:

– А Пискари не заставит ее меня укусить? Он чуть незаставил ее укусить Квена.

Кистен шагнул вперед. В пахнущем свечным дымом воздухе егопальцы легли поверх моих, он забрал у меня поднос.

– Нет, – сказал он, ожидая, чтобы я пошла в кухнювперед него.

– А почему?

Я вошла в ярко освещенную кухню. Щурясь от света, Кистенпоставил поднос к раковине и вылил кофе – коричневыми лужицами на белом фаянсе.

– Пискари удалось так на нее воздействовать толькопотому, что он ее врасплох захватил. Ну и еще потому, что она не выработаласпособа с ним бороться. А с желанием укусить тебя она боролась еще с тех пор,как вы вместе работали в ОВ. Ей привычно стало воздерживаться. Пискари незаставит ее тебя укусить, пока она не сдастся, а она не сдастся. Слишком онатебя ценит.

Я открыла посудомоечную машину, и Кистен составил в неечашки.

– Ты уверен? – тихо спросила я, желая поверить.

– Да. – С этой искушенной улыбкой он снова сталвыглядеть мерзавцем в дорогом костюме. – Айви гордится тем, что отвергает себя.Она свою независимость ценит больше, чем я, вот почему она ему сопротивляется.Было бы легче, если б она сдалась. Он бы перестал на нее давить. Это неунижение – позволить Пискари смотреть ее глазами, ощущать эмоции и желания.Скорее возвышение.

– Возвышение. – Не веря ушам, я оперлась на стол. –Пискари навязывает ей свою волю, заставляет делать то, чего она не хочет, а тысчитаешь, что это «возвышение»?

– Если так формулировать, то нет. – Он открыл шкафчикпод мойкой и вытащил средство для мытья посуды. Я слегка удивилась, откуда онзнает, где что стоит. – Но Пискари так ее достает только потому, что онасопротивляется. Ему нравится, что она не поддается.

Я забрала у него бутылку и налила средство в стаканчик надверце машины.

– Я ей все время говорю, что быть наследником Пискари –это удача, а не потеря, – сказал он. – Она ничего от себя не теряет, затоприобретает очень много. Тот же вампирский слух. Да и почти все силывампира-нежити без всяких минусов.

– К примеру, совесть не говорит, что нельзя смотреть налюдей как на ходячую закуску, – съязвила я, захлопывая дверцу.

Он вздохнул, тонкая ткань пиджака натянулась на плечах,когда он забрал у меня бутылку и полез ставить ее на место.

– Все не так, – сказал он. – С овцами обращаются, как совцами, кто использует других – тех самих используют, но достойные большего получаютвсе.

Скрестив руки на груди, я поинтересовалась:

– А кто тебе дал право решать, кто чего достоин?

– Рэйчел… – Он устало взял меня за плечи. – Все сами засебя решают.

– Не верю. – Впрочем, я не отстранилась и не сбросила ссебя его руки. – И даже если так, ты этим пользуешься.

Кистен мягко переместил мои руки в менее агрессивноеположение, глаза его стали далекими, он отвел взгляд. – Большинство людей, –сказал он, – отчаянно стараются быть нужными. И если они собой недовольны, еслидумают, что не стоят любви, то иногда выбирают худший из способов себянаказать. Они наркоманы – эти тени, принадлежат ли они кому-то одному илиникому и всем. Как блеющие овцы, в которых они себя превратили, они бродят впоисках искры признания, вымаливают его и сами знают, что оно фальшиво. Да, этомерзко. И – да, мы этим пользуемся. Но что хуже – пользоваться теми, кто самэтого хочет, зная в душе, что ты чудовище, или брать свое силой, показывая этоявно?

Сердце у меня колотилось. Я не хотела соглашаться, но мне нес чем было спорить.

– Ну, и есть те, кто наслаждается властью, которуюимеет над нами. – Губы Кистена сжались в ниточку от давней злости, он отнял отменя руки. – Те умники, которые знают, что наша жажда доверия и признаниязаходит так глубоко, что ее можно извратить. Те, кто на этом играет, зная, чтомы чуть ли не все сделаем за разрешение взять кровь, которой так отчаянножаждем. Те, кто чувствует превосходство от тайной власти, которую можетполучить любовник, чувствуя, что она ставит их почти наравне с богами. Те, ктохочет к нам присоединиться, считая, что приобретет силу и власть. Их мы тожеиспользуем и прогоняем с меньшим сожалением, чем овец, если только их невозненавидим – а тогда мы можем превратить их в вампиров в качестве жестокоймести.