Чума теней - Вадим Калашов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты попрал закон! Ты взял на себя роль и судьи и палача. Ты карал смертью и убийц, и разбойников, и простых воришек!
– Я избавил целый квартал от преступности. Насовсем. Люди живут спокойно. А жертвы?.. Они всегда будут. Так, значит, охотник сейчас в…
– Ты не сможешь проникнуть туда, не убив хоть одного стражника. А убийства стражников я тебе уже не спущу.
Призрак тяжело вздохнул и взял со стола яблоко.
– Не возражаешь? Эх, почему мы постоянно ссоримся? Одно же дело, по сути, делаем.
Гулле помотал головой.
– Нет, не одно. Я тебе скажу, что ты потенциально опаснее для города, чем ночная армия. Конечно, и среди них немало садистов наподобие Девяти, но большая часть если и убивает, то для наживы, а не из удовольствия. А тебе, я говорил со свидетелями, очень понравилось отнимать жизнь. Ты получаешь истинное наслаждение, купаясь в крови и валяясь среди изуродованных тел.
– Кровь ночной армии! Чего бояться обывателю?
– Что когда-нибудь тебе очень захочется искупаться, а рядом… как назло, не будет никого из ночной армии. Не удивлюсь, если прямо завтра мы начнём находить трупы простых людей, убитых жестоко и без причины.
Белый Призрак ничего не ответил.
Охотник, насколько позволяли кандалы, отрабатывал движения с воображаемым мечом, приговаривая:
– Вот этот приём должен пройти. Если отработать – пройдёт. Я отрублю тебе обе ноги, Воин Чести!
С боя в гроте прошло больше двух дней, но воспоминания о нём не потускнели.
Охотник помнил и что прокричал Воину Чести, когда вновь оказался в кандалах. Что ему всё равно не жить: на суде Олэ расскажет о Чуме теней. В ответ Воин Чести засмеялся и сказал, обращаясь к воинам:
– Ребята. Опять напомню, что я не человек, а представитель одного таинственного народа. Моя тень несёт потенциальную угрозу. Есть такая штука, Чума теней.
– О, Воин Чести! – воскликнул один из бойцов, подобострастно глядя на начальника. – Любые другие шутки теряют соль от многократного повторения, но не твоя про теневую Чуму.
Его сослуживцы засмеялись.
– Вот видишь, – порадовался реакции подчинённых командир Ока. – Я этого не скрываю, но они считают всё шуткой. А кто-то думает, что это философская притча, мол, чего-то я пытаюсь донести. Представь себе, я даже один раз мелом тень обвёл. И вновь не поверили, решили, какой-то трюк с зеркалами.
– Может, ты всё-таки убьёшь его? – попросил Найрус.
– Его убьёт палач по справедливому приговору суда, – сказал, как отрезал, Гулле и снова повернулся к охотнику. – Вздёрнет на виселице. Позорная казнь для тебя, чудовище, вижу, как блеснули твои глаза. Но кто виноват, что из рыцарского у тебя только оружие. И ты, увы, не Воин Чести, единственный простолюдин, кто имеет привилегию быть казнённым мечом правосудия.
– Ой, какая радость. И скоро ли ты думаешь воспользоваться этим почётным правом?
На сарказм охотника Гулле ответил улыбкой, а вот Найруса он взбесил.
– Чего скалишься? Не надейся на мягкий приговор! Пять убитых копейщиков – это гарантированная петля.
– А, так это ты порубил парней в трактире, на востоке? Нет, Найрус, за данное преступление судить охотника не будут. Я смотрел дело и сделал вывод, что там чистая самооборона. Но виселицы действительно не избежать. Моего бойца чудовище закололо при свидетелях.
– Ха! Я уже как-то получал смертный приговор. И сам видишь.
– А ты просто не видел нашу Башню Смертников. Оттуда не сбежишь.
– Можно кое-что сказать тебе шёпотом на прощание, господин Сорок девятая зарубка?
– Скорей всего, ты в меня просто плюнешь. Хотя… говори.
Гулле наклонился. Вопреки ожиданиям охотник не плюнул, а сказал:
– Ты вроде очень сильно любишь людей, раз пытаешься их защитить от ночной армии. И далеко не глуп. Понимаешь всю опасность Чумы теней. Так почему живёшь в людной столице? Что за безответственность!
– Это не у нас безответственность, а у вас, охотники, истерия. Я принимаю все меры безопасности, постоянно проверяю свою тень мелом. В моём доме полно меловых линий.
– Всё равно риск остаётся.
– Я так не считаю. Конец поэмы. Ребят, уводите чудовище. Кстати, что там за трупы? Силы Света! Никак братья-фехтовальщики! Узнайте, что за братство, и завтра же расторгнуть все договоры аренды!..
Охотник ждал ненависти, хоть немного ненависти. Но Воин Чести действительно потерял к нему всякий интерес. Закончив поединок, перестал испытывать и гнев, и злость. Гулле добродушно улыбался, и это добродушие причиняло больше боли, чем если бы он плевался и бил ногами лежачего.
Ненависть, клокотавшая в Меченосце, ждала встречи с такой же ненавистью, а не находя, терзала душу того, кто её породил.
Олэ вдруг вспомнилась одна мысль одного проповедника, напившегося в таверне. Что тот, кто не умеет прощать, наказывает самого себя.
Обманное движение – нырок – удар. Та же комбинация ещё раз. По ногам, по незащищённым ногам.
Толку предаваться воспоминаниям? Лучше пережги ненависть в физических упражнениях.
Закончив, Олэ заметил на стене мужскую тень и усмехнулся.
– Блич, я знаю, что это не предводитель Ока. Не смущайся, я знал, что ты захочешь поговорить.
Тень приняла свою настоящую форму, пятнадцатилетнего мальчика.
– Вот только как мы будем общаться, парень?
Тень приняла форму одной из букв Единого алфавита.
– А ты сообразительный малец! Ну, с чего начнём?
П. Р. О. С. Т. И.
– За что, Блич? Стой! Сам догадаюсь. Вашу больную логику со временем начинаешь понимать. Я в тюрьме, я обречён. И когда я больше вам не угрожаю, ты вспоминаешь не о том, как я хотел вас убить или как унижал тебя, воробушек, а только хорошее. Как спасал вам жизнь и честь, как кормил и одевал. И тебя гложет чувство вины. Успокойся, воробышек. Не думаю, что я делал это из симпатии к вам.
Т. Ы. М. Е. Н. Я. Н. Е. Н. А.
– Не знаю, Блич, не знаю, извини, что перебил. Дядю вашего совершенно точно заколю, как собаку бешеную, во втором поединке, да ещё над трупом поглумлюсь. А тебя?.. Дай подумать.
Олэ сел на пол, потёр лоб. Тень терпеливо ждала, когда охотник сформулирует мысль.
– Бросив мне вызов, вы взбесили меня по-настоящему, все трое. Сопляк-команда! Хотя одновременно я был вам и благодарен, что вы сопротивляетесь. Не так легко убивать детей – это я понял ещё в трактире, а безоружных – вдвойне. Это было бешенство, но не ненависть. Вот в путешествии я тебя действительно ненавидел. Фейли – нет, тебя – да. Её правильность как-то не бросается в глаза, а вот ты направо и налево суёшь своё мнение. Да ещё когда вспыхиваешь – о, эти глаза-бритвы! Взглядом будто капусту шинкуешь. Разумеется, что и я ненавижу тебя ещё сильнее в ответ. Но вот знаешь, что странно?