Очаровательный повеса - Элизабет Хойт

Аса не сдержал победной улыбки, но, однако, она превратилась в болезненную гримасу.

Эва внимательно посмотрела на него, и тут ее осенило:

– О боже! Тебе же больно! – Она перевела взгляд на внушительную выпуклость на его бриджах, и глаза ее расширились. – О… надо же что-то делать.

Аса выгнул брови. До нее он никогда не занимался самоудовлетворением перед кем бы то ни было, только в уединении – от нестерпимого желания или ввиду отсутствия женщины. Что это может невероятно возбуждать обоих, ему даже в голову не приходило до той ночной поездки в экипаже.

«В конце концов, почему бы и нет?»

Он лег и расстегнул бриджи.

Ее взгляд сразу оказался прикован к его рукам, и Асе пришлось ненадолго закрыть глаза, опасаясь, что все сразу закончится, и он испачкает бриджи.

Наконец он спустил бриджи и нижнее белье, и его естество вырвалось на свободу, а из горла Асы вырвался вздох облегчения.

Он хотел уже начать акт самоудовлетворения, как вдруг ощутил неуверенное прикосновение. Открыв глаза, он увидел, как Эва водит тонким пальчиком по его пульсирующему в нетерпении члену. Ее рука была такой прохладной, такой нежной, а ощущения…

– Какой твердый, – сообщила Эва удивленно. Ее голубые глаза горели любопытством. – Я и понятия не имела, что он такой. Это же так неудобно… Можно…

– Да, что угодно! – выдохнул Аса, вцепившись руками в простыни. Он выдержит все, только бы на ее лице как можно дольше оставалось это выражение.

Эва склонилась над ним, так что золотистые волосы рассыпались по молочно-белым плечам, и потрогала мошонку.

Аса молча смотрел на нее, не в силах что-либо сказать.

– Ой, похоже на яйца, только волосатые и сморщенные, как чернослив, – невольно хихикнула Эва, а потом спросила: – Ничего, что я это трогаю? Ты не возражаешь?

Как он мог возражать? Пусть делает что хочет!

Аса потряс головой и шире раздвинул ноги, приглашая ее к действию.

Ее любопытство оказалось неистощимым. Она не только внимательно все рассматривала, но и поглаживала пальчиками, сжимала ладошкой, поднимала, опускала… Ее золотистые волосы рассыпались по плечам, маленькие груди с розовыми сосками едва не касались его, заставляя отводить взгляд и скрипеть зубами.

О, боже, что она делает! Ее маленькая нежная ладошка обхватила его естество, тяжелое, набухшее…

Раньше он имел дело с опытными дамами, профессионалками своего дела, но ни с одной из них не испытывал такого удовольствия. Эти неловкие прикосновения сводили с ума: Аса не мог припомнить, когда еще так сильно хотел женщину.

Ее пальцы касались его члена осторожно, а ему хотелось сильнее, жестче, грубее, без всякой деликатности, но в таком случае эта восхитительная пытка закончится через мгновение, а он хотел продлить ее. Приоткрыв глаз, он увидел, как она склоняется к его паху, а потом почувствовал ее дыхание на своем многострадальном члене.

– Ты хочешь, чтобы меня хватил удар, – прохрипел Аса, не выдержав этой сладостной пытки.

Эва взглянула на него с откровенным изумлением, а он, плюнув на сдержанность и хорошие манеры, обхватил ее руками, прижал к себе и впился поцелуем в ее рот. Потом, накрыв ее руку своей, прижал к паху так сильно, что сам едва не застонал, и стал двигать вверх-вниз, вверх-вниз.

Эва ответила на поцелуй с такой страстью, что это оказалось последней каплей. Конвульсивно дернувшись, он излил семя на них обоих, дрожа и задыхаясь, из горла его вырвался протяжный стон, такой хриплый, словно он умирает. А может, он действительно на пороге смерти? Если это так, то будет сладкая смерть.

Асе так хотелось назвать ее своей, пометить своим запахом, но пришлось отбросить эту мысль подальше, поскольку это было невозможно. Эва заслуживает большего: любви, поклонения, – а в его жизни для этого нет места. Цель его жизни – его детище, его парк.

Да и что он может ей дать? Он, грубый неотесанный работяга, который без театра не мыслит жизни?

Аса нахмурился, но, поразмыслив, отбросил эти мысли. Он будет жить настоящим, а в данный момент – это Эва Динвуди, причем с ним в постели.

Он уложил ее благоухающую ландышами голову себе на грудь и закрыл глаза.

Даже если у них больше никогда ничего не будет, достаточно и этого, ведь так?..

Глава 14

Дав тихо рассмеялась.

«Неудивительно, что листья прячутся от тебя: твои прикосновения слишком грубые».

Она опустилась на колени, медленно протянула руку и легонько погладила листья, прежде чем аккуратно сорвать. Очень быстро мешок был наполнен,

Эрик привязал его к поясу и продолжил свой путь.

Собаки догоняли, она уже слышала их хриплое дыхание… когда Эва проснулась.

Лежа без сна и глядя в темный потолок, она с трудом восстановила дыхание, всхлипнула и тут поняла, что не одна.

Аса Мейкпис догадался, что происходит, прижал ее к себе и стал укачивать, как ребенка.

– Тише, милая, тише! Не бойся, все хорошо.

Немного колючая парча его жилета чуть царапала щеку, тепло его рук успокаивало, и Эва была рада, что проснулась не одна.

Она провела ладонью по его груди, шее под рубашкой. Сюртука на нем не было – должно быть, снял ночью. Эва погладила ямку у горла, потеребила волоски на груди и удовлетворенно вздохнула.

Сколько он держал ее в объятиях: несколько секунд или несколько часов – точно она сказать не могла. Она слышала его тихое дыхание, скрип кровати, и больше ничего. Может, они одни во всем мире?

Когда Эва проснулась окончательно, солнце стояло уже высоко. Проморгавшись, она увидела мужскую руку на своем животе, прижимавшую ее к матрасу.

Странно, но никакой паники не было. Она осторожно убрала его руку и приподнялась на локте, чтобы без помех полюбоваться мужчиной, спавшим в ее постели.

Аса Мейкпис лежал на спине, раскинув руки и ноги и, таким образом, занимая почти всю кровать. Солнечный луч позолотил рыжеватые пряди, темная щетина покрывала щеки и подбородок, из чуть приоткрытого рта вырывался легкий храп.

Эва улыбнулась и потянулась за альбомом и карандашами, что всегда лежали на столике возле кровати, потом, обложившись подушками, уселась поудобнее и начала рисовать: крупный нос, закрытые глаза, красиво очерченный чувственный рот. Как вышло, что этот мужчина, который поначалу безумно ее раздражал и даже пугал, вдруг оказался таким: любит музыку, не боится разбойников, спасает бродячих собак, – оставаясь при этом упрямым циником, вспыльчивым, порой злым, но в то же время мужчиной, который избавил ее от страха.

Никто и никогда к ней так не относился.

Неожиданно ей в голову пришла мысль,