Очаровательный повеса - Элизабет Хойт

нижней губе, дразня, завлекая, – и стала ему отвечать, поначалу несмело, но постепенно даже почувствовала некую неудовлетворенность от того, что он слишком нерешителен. Ей захотелось дать ему понять, что можно переходить на следующую ступень, и она легонько прикусила его нижнюю губу.

Аса мгновенно понял эту невысказанную просьбу и со стоном впился в ее рот, заключив в кольцо своих рук, так что широкие плечи окружали ее теперь со всех сторон, защищая и оберегая.

Ей бы спасаться, а она, наоборот, прижималась к нему все теснее, чувствуя мощное биение его сердца, страстно желая познакомиться с диким зверем, живущим у него внутри.

Их языки сплелись и начали восхитительный любовный танец, пробуждая новые желания. Потом он чуть отстранился и прижался лбом к ее лбу – глаза закрыты, дыхание неровное.

Эва была потрясена, ощутив дрожь его тела. Неужели это она возбуждает его? Эта мысль наполнила ее гордостью. Она – самая обычная, ничем не примечательная, малопривлекательная простушка заставила Асу Мейкписа, воплощение мужской силы, дрожать от страсти.

Аса открыл глаза. Их зелень потемнела и приобрела оттенок благородного нефрита.

– Ты не хочешь показать мне свою спальню, дорогая?

– Очень хочу! – без колебаний и сомнений ответила Эва и, поднявшись, протянула ему руку. При этом сердце ее колотилось так сильно, что, казалось, он мог его слышать.

Аса тоже встал – такой большой и такой желанный, – а главное, принадлежавший ей, пусть и ненадолго.

Эва никогда не была дурочкой, а раз так – разве может она отказаться от того, что ей предлагает такой мужчина? Конечно, нет!

Поэтому без всяких колебаний она повела его в свою спальню.

Это было ее личное святилище, и сейчас она взглянула на него совсем другими глазами. Ей было интересно узнать, что подумает о нем Аса. Если гостиная была обставлена в соответствии со своим предназначением, то в спальне Эва позволила потворство своим маленьким слабостям. Бледно-голубые стены снизу были обшиты деревянными панелями, а сверху украшены лепниной. В нише у окна стоял изящный столик, шторы из серо-голубого дамаста были раздвинуты так, что Эва могла любоваться пейзажем, когда садилась писать.

У одной стены стоял комод из розового дерева, а напротив располагался камин из белого мрамора, окруженный бело-голубой плиткой. В углу стояла кровать с горкой подушек, обшитых серо-голубым дамастом. Драпировка того же узора удерживалась шнурами из темно-синего бархата.

Эва обернулась и увидела, что Аса с улыбкой наблюдает за ней.

– Может, полежим?

– Да, – согласилась Эва и направилась к кровати, но когда остановилась, вдруг сообразила, что не знает, как вести себя дальше.

Чего именно он хочет от нее?

Она уже была готова сбежать, но Аса предусмотрительно подошел к ней вплотную и стоял прямо за ее спиной, так что ощущалось тепло его тела. Если бы кто-то другой стоял так близко, она могла бы запаниковать, но это был Аса, мужчина ее мечты.

Он положил ладони ей на талию, и она почувствовала сначала его дыхание на своем затылке, а потом и тепло губ, услышала шепот:

– Можно я распущу твои волосы?

Эва кивнула и тут же затаила дыхание.

Его ладони медленно с талии поднялись вверх и оказались в волосах. Он намеренно не касался груди, и Эва не знала, благодарить его за это или злиться. Потом он начал вынимать заколки – и опять так, что дотрагивался только до волос, – но боже, как же это возбуждало.

В какой-то момент она заметила, что старается не дышать, чтобы лучше слышать его глубокое дыхание. Вероятно, в ее прическе было слишком много заколок, поскольку он достаточно долго отыскивал их. Волосы наконец высвободились и тяжелой копной рассыпались по плечам. Эва повернула к нему голову и неожиданно оробела.

Он же, с благоговением глядя на нее, выдохнул:

– Какая красота! Они словно жидкое золото. – Аса запустил пальцы в шелковистую массу и принялся осторожно перебирать пряди, потом поднес к лицу и глубоко вдохнул. – И пахнут цветами.

– Ландышами.

Эва чувствовала себя сказочной принцессой, даже в своем невзрачном, но практичном сером платье. Украшением вместо короны были волосы.

– Ландыши, – повторил Аса медленно. – Теперь этот аромат будет со мной всегда, как напоминание о тебе, Эва Динвуди.

Эва ожидала увидеть улыбку на его лице, но он был совершенно серьезен, что не могло не удивить. Неужели этот страстный необузданный любимец и гроза женщин в душе поэт-романтик, а грубость и сквернословие всего лишь маска? И потом, что это с ним: неужели нервничает?

Открытие ее поразило, но Аса не дал ей времени все проанализировать: обхватил ее лицо ладонями и стал целовать. Его губы, словно шелковые лепестки, скользнули по лбу, щеке, подбородку…

– Ты позволишь мне раздеть тебя, Эва? – Его слова, произнесенные прямо в губы, сами по себе были поцелуем.

Не в силах сказать ни слова, она лишь кивнула.

Аса выпрямился, окинул ее внимательным взглядом, и взялся за кружевную шаль, прикрывавшую декольте.

– Можно?

– Да, – выдавила она наконец.

Аса потянул за уголок, вытащил концы шали из-под кружев, которыми был обшит корсаж, и, опустив глаза, впился взглядом в обнажившуюся шею и верхнюю часть груди.

– Твоя кожа похожа на белый бархат. – Он коснулся кружев. – Я хочу увидеть больше. Можно?

– Да… – проглотив застрявший в горле комок, пискнула Эва.

Он что, будет спрашивать разрешения, прежде чем снять какой-то предмет ее туалета? Их ведь у нее немало… Может, сказать ему, чтобы снимал не спрашивая? Впрочем, нет: лучше оставить все как есть: ведь ей это нравилось.

Эва, опустив глаза, беспомощно наблюдала, как его ловкие загорелые пальцы расшнуровывают корсаж. Потом, покончив со шнуровкой, он взялся за края, но, прежде чем развести их в стороны, заглянул ей в глаза и спросил:

– Можно?

– Да…

– Тогда подними руки. Сделай это для меня.

Аса стянул с нее тугие рукава и положил корсаж на стул. Эва осталась в корсете, юбках, сорочке, чулках и туфлях, а он взялся за завязки на ее юбках.

– Можно?

Она лишь кивнула, и пока он возился с завязками, пыталась выровнять дыхание.

Но вот юбки наконец соскользнули на пол, и Эва выжидающе взглянула на него. Аса позволил себе слабую улыбку и, тронув кружева корсета, спросил:

– Можно?

Услышав очередное «да», он принялся расшнуровывать корсет, а она опять наблюдала. Его зеленые глаза были совершенно серьезны. Эва заметила лучики морщинок в уголках этих глаз и губ. Неожиданно он поднял глаза, их взгляды встретились, и уголки его губ чуть приподнялись.

Эва была рада, безумно рада, что он пришел сюда, пришел к ней: ведь никто никогда не интересовался