Государево дело - Иван Оченков

– Да так, – неопределенно махнул рукой Панин. – Слушай, а ты по-черкесски понимаешь?

– Немного, а что?

– Да все думаю, что та девчонка Махмуду кричала?

– Какая?

– Ну та, в дому паши.

– Вон ты про что… – понимающе ухмыльнулся казак. – Да много чего. Я не все понял, но вроде как, что живой ему не дастся, потому как он – убийца. И если ее приневолят, так она лучше утопится. Вот!

– И вы ее отдали? – ахнул Федор.

– А чего? – не понял вопроса Татаринов. – Девки, они завсегда кручинятся, когда замуж или еще что…

– Да ничего, – снова посмурнел стольник. – Христианок-то хоть взаправду отпустите?

– Да как тебе сказать, – беспечно отозвался Мишка. – Коли похотят домой вернуться, то никто их приневоливать не будет. Однако же добраться до родных мест отсюда не просто будет. Так что, скорее всего, женки за наших казаков замуж выйдут.

– Вам же вроде нельзя?

– Ага, нельзя, – охотно согласился парень. – Казаку жена – помеха!

Договорив, Татаринов хитро усмехнулся и добавил:

– Но если сильно хочется, то можно. Приводишь девку или женку на круг и говоришь: будь мне женой! Там и оженят.

– Не венчаны, стало быть?

– Так попов у нас нет!

– А ты женат?

– Не, молодой еще. Хотя, если бы не в поход, я, может, с этой Оксанкой и закрутил бы. Уж больно она пышная!

На казачьем круге, происходившем на берегу Дона, было шумно. Поскольку все добытое поделено еще вчера, главным вопросом, стоящим перед собранием, стал предстоящий морской поход. Собственно говоря, никаких разногласий по этому поводу не было. Азов для того и захватывали, чтобы беспрепятственно ходить в набеги на крымские и турецкие берега. Но казаки не были бы казаками, если бы вдоволь не покричали и не поспорили, доходя иной раз до драки. Впрочем, таких бузотеров быстро осаживали, а если с первого раза не понимали, могли и наказать. Причем главным и единственным наказанием у донцов было посадить виновного в мешок и бросить в воду. Так что до драк доходило редко.

Собственно, единственной причиной разногласий было то, что абсолютно все присутствующие на круге желали идти в поход, справедливо полагая, что если уж подвернулась удача – грех ее упускать! Однако же, как ни крути, в только что захваченной крепости требовалось оставить какой-никакой гарнизон, и с этим тоже несогласных не было. Вот только оставаться никто не хотел. Даже получившие при вчерашнем штурме ранения в большинстве своем сочли – видимо, под воздействием принятого на грудь, – что раны их неопасны и потому не могут быть препятствием на пути к славе и добыче!

– Тихо, браты! – в очередной раз, надрывая глотку, заорал Родилов. – Хочешь не хочешь, а кому-то придется остаться!

– Вот сам и оставайся! – тут же заорали ему в ответ.

– Сами ведаете, что Азов без присмотру оставлять нельзя!

– Вот ты и присмотришь!

– Ишь ты, – удивился подобной вольности Панин. – А давеча все атамана слушались больше, чем родного батюшку.

– Так то в бою, – резонно возразил Татаринов. – Там за своевольство разговор короткий. А на круге – шалишь, все равны!

Их приход не остался незамеченным, и многие станичники обрадованно завопили:

– Вот пусть царские люди и остаются Азов стеречь!

По лицу войскового атамана пробежала тень. Ему пришлись по сердцу дисциплинированность и боеспособность драгун. Также он успел оценить их вооружение из легких кремневых фузей вместо тяжелых и неповоротливых фитильных пищалей. В общем, он бы совсем не отказался от таких бойцов во время похода, хотя и не был уверен, что удастся их уговорить. Все же московские ратники – люди служивые. Куда велено, туда и идут.

– Атаманы-молодцы, – поднял руку Панин, – дозвольте сказать!

– Ишь чего захотел, – пьяно засмеялись одни.

– Ну, скажи, раз пришел, – отозвались более трезвые.

– И то верно, браты, – согласился Родилов. – Пусть царев стольник скажет. Все же он и люди его не хуже иных и прочих бились. Давай-ка, иди сюда, господин хороший, чтобы тебя все видели.

– Послушайте меня, казаки! – начал Федор, поднявшись на пристань. – С Божьей помощью мы басурман одолели и крепость Азов у них отняли. И если этим городом государю поклониться, то он его под руку свою державную примет. Вот только что он с ним делать будет?

– Как что? – не понял атаман. – Рази худой город?

– Да нет, город, спору нет, справный. И торговый, и военный. Только царь-батюшка у нас человек занятой, вся Русь на нем, так что он сюда не поедет. Стало быть, назначит воеводу.

– Так, может, тебя и назначит?

– Э нет, господа казаки, я человек молодой и, чего греха таить, не особо родовитый. Для такого дела найдутся и повыше меня люди. С бородой до пупа, дородные да благообразные. А я что, ну какой с меня воевода?

– Гы-гы-гы, – засмеялись донцы. – И впрямь рылом не вышел в воеводы!

– Ну, то не беда, – не смущаясь смешков, продолжал Панин. – Уж чего-чего, а бояр в государстве Российском хватает. Найдется и для Азова. И вот сядет такой в крепости и будет решать, кому можно по Дону плыть, а кому нельзя. А вы будете ему кланяться и с поминками[69] заходить. Да не ему одному, а еще и всем дьякам и подьячим!

– Не бывать тому! – взорвались казаки и вскочили, потрясая в гневе кто кулаками, а кто и саблями. – Не надобно нам воевод и подьячих!

– Так вот и я говорю: оно вам зачем?

– В куль его да в воду! – продолжали кричать наиболее взбудораженные.

– Тихо! – призывая расходившихся казаков к порядку, заорал один из войсковых есаулов. – Атаман говорить будет!

– Послушайте, браты! – вновь начал Родилов. – Царев стольник дело говорит. Пусть великий государь здравствует в белокаменной Москве, а мы – на Тихом Дону!

– Любо! – отозвались сначала сторонники атамана, а потом их крики подхватили и остальные.

– За то, что пособили нам турок одолеть, – поклон от всего казачества, а только мы здесь хозяева!

– Верно!

– Атаман, турки! – заорал вдруг кто-то совсем рядом, вызвав всеобщее замешательство.

– Где?

– Да вон же, корабль идет! – показал на реку вездесущий Татаринов.

– Тьфу, собачий сын! – выругался в сердцах Родилов. – Я уж черт знает что подумал!

– А ведь если на нем прознают, что Азов взят, то уже завтра про то в Крыму известно станет. И тогда не видать нам добычи!

– Вот что, браты! – приказным тоном начал атаман, в мгновение ока превратившийся из робкого исполнителя казачьей воли в ничем не ограниченного деспота и повелителя. – В Азове останутся все пораненные, а также те, на кого жребий покажет. Наказным атаманом в нем будет Лукьян Селиверстов. Велю чинить ворота, крепить стены и готовить крепость к осаде. Турки или татары все одно пожалуют рано или поздно.