Воспитанница института для благородных девиц - Полина Белова

— Ваше Высочество… она же несовершеннолетняя… — растерянно пробормотала кастелянша, которая была моложе Доры Никаноровны и имела хорошее зрение.

Дверь в кладовую осталась широко распахнутой, за спинами женщин быстро собиралась толпа любопытных слуг.

— Как Вы вошли? Я же запер дверь! — раздражённо бросил принц, поворачиваясь и закрывая спиной мою голую грудь.

Я, дрожа, стала быстро натягивать верх платья.

— У меня есть свой ключ от всех помещений, — растерянно ответила Дора Никаноровна.

— Что здесь происходит? Почему все собрались в одном месте? Никого невозможно дозваться! — требовательный голос матери принцев заставил меня ещё быстрее приводить в порядок свою одежду.

Не успела.

— Вольдемар!?

Принц раздражённо вышел из кладовой, сделав всего пару шагов и оставив меня в уже натянутом на плечи, но ещё расстёгнутом платье. Я торопливо соединяла крючки, но красные следы от всасывающих поцелуев наследного принца в зоне декольте и на шее заметили все присутствующие. Это уже потом, в зеркале, я посмотрела, что это они там, на мне, так внимательно разглядывали. Хорошо, хоть грудь, большей частью, успела прикрыть…

Дальнейшие события были похожи на самый страшный кошмар! Я от волнения и шока не совсем ясно воспринимала происходящее, что-то даже совсем выпало из памяти.

Меня больно схватили за локоть и куда-то потащили. Вскоре, поняла, что стою в центре, одна, на большой открытой площадке перед парадный входом. А вокруг собрались все обитатели летней резиденции. На крыльце стоит семья правящего дракона: Лола, Вольдемар, Арнольд, их мать и отец, правящий дракон.

Попытка близости с несовершеннолетней, которая стала достоянием общественности, настолько серьёзное происшествие, что спонтанный суд над нами начался немедленно. Даже для наследного принца — это был непростительный поступок! Но судили не его — меня!

Я стояла среди толпы, сгорбившись, обхватив себя руками. Для меня лица окружающих сливались в одно — насмешливое, страшное, обвиняющее, ненавидящее, плюющееся оскорблениями.

Громче всех кричала Лола, называя меня мерзкой соблазнительницей. Звонким пронзительным голосом она поведала окружающим о моём вопиюще безнравственном поведении ещё год назад, когда я, никого не смущаясь, неприлично целовалась на балу в присутствии огромного количества гостей. Мать Лолы припомнила мне, и открытые ноги, и обтягивающие чёрные рейтузы, и юбку едва прикрывающую попу, в которых я встретила всю семью правящих драконов на Новый год в саду, где меня мог увидеть любой, кто находился на территории дворца. Выступили и Валентина с Амалией. Они сокрушались, что я не позволяла им заниматься с маленьким принцем, потому, что, несмотря на свой юный возраст, рассчитывала добраться до Его Высочества через ребёнка.

Неожиданно, я вдруг оказалась коварной и расчётливой малолетней интриганкой, которая готова на всё, чтобы стать содержанкой наследного принца.

Точку поставила кастелянша:

— Когда мы с Дорой Никаноровной вошли, Его Высочество пытался оттолкнуть Александру, отнять от неё голову, но она своими цепкими ручками ухватилась за волосы принца, и так сильно прижимала к себе! Бесстыжая! Как можно такую грязную девку допускать к ребёнку? — голос кастелянши сорвался от праведного возмущения.

Никто не поинтересовался, что наследный принц делал в бельевой кладовой. Никто не озвучил нашу разницу в возрасте. Меня сразу очернили, а его представили, как жертву моего коварства.

Я стояла, сгорая от стыда, продолжая гадать сколько человек успело увидеть мою обнажённую грудь в кладовой. Слёзы сами лились от несправедливых обвинений.

Принц Вольдемар молчал, хмуро поглядывая на окружающих.

Его полностью оправдали, а меня… выгнали с позором.

В тот же день, к вечеру, я вернулась в столицу, во дворец. А уже через неделю, тоскливо глядя в окно, ехала в дорожной карете по направлению к своему родному городку. Вещей у меня по-прежнему было немного, но денег за год работы гувернанткой я скопила достаточно, чтобы не чувствовать себя нищей.

Я быстро поняла, что оставаться в столице для меня не было никакого смысла. Новость о потерявшей всякий стыд малолетней гувернантке разлетелась по знатным домам со скоростью пожара. Достойной работы здесь мне теперь было не найти.

Я сошла с дорожной кареты у развилки большого тракта, на окраине моего городка. Скрипучий многоместный экипаж покатил дальше, а я с удовольствием вытянулась, расправляя уставшее от долгого сидения и тряски тело. День выдался жаркий, пустырь по ту сторону дороги звенел насекомыми и пах полынью. Я окинула взглядом крайние дома, заборы, и заметила проезд между ними. Так как, извозчика поблизости не наблюдалось, мне ничего не оставалось, как пойти пешком.

Шла я долго…

Окраинные городские пейзажи не радовали взор: узкие пыльные улочки, которые я совсем не узнавала, низкие деревянные одноэтажные дома, невысокие жиденькие заборы. В основном, вокруг царило безлюдье. Сквозь редкие штакетины забора просматривались внутренние дворики: захламлённые, поросшие сорной травой, с серым бельём на провисших верёвках.

Стараясь придерживаться направления к центру города, я шла по немощёной дороге вдоль улицы, постоянно оглядываясь вокруг, в надежде встретить и нанять экипаж. Никак не могла понять, в каком районе города я нахожусь, и далеко ли отсюда находится родительский дом.

Потёртый саквояж с пузатыми боками бил по ноге и оттягивал руку. Я часто меняла сторону, но это мало помогало — было тяжело. Вещей за год у меня, однако, собралось немало! Эта дорожная сумка — прощальный подарок горничной, Лизы, которая единственная отнеслась ко мне сердечно и плакала при нашем расставании. Если бы не эта милая девушка, шла бы я сейчас с огромным узлом.

Из-за жары и долгой ходьбы туфли начали натирать ноги. Каблуки, хоть и были невысокими, но часто подворачивались, при попадании на мелкие камни или в бесконечные выбоины на дороге. Я расстроенно поглядывала на ноги: мои единственные светлые летние туфли быстро покрылись сплошным слоем серой пыли и потеряли всякий приличный вид.

Летняя шляпка с небольшими полями, первая, которую я себе купила в начале лета, перед переездом в летнюю резиденцию, не совсем защищала от солнца. И, из-за того, что я последнюю часть пути, смотря под ноги, шла с опущенной головой, вскоре, затылок уже неприятно жгло.

Ткань платья липла к потному телу, на открытые участки кожи садилась пыль. Каким же знойным выдался день моего приезда в родной город!

Я всё шла, шла…

Ближе к центру дома становились всё добротнее. Потом, появились двух и, даже, трёхэтажные. Заборы попадались всё выше и крепче. Когда я проходила мимо, во многих дворах, резко начинали лаять собаки. Немощёная дорога плавно перетекла в вымощенную гладкими камнями.

Первый извозчик попался мне нескоро, когда я уже порядком устала, упрямо двигаясь по направлению к центру. Оценивающе окинув меня взглядом, мужчина спрыгнул со своего места и помог мне с саквояжем влезть в коляску.