Гарем. Реальная жизнь Хюррем - Колин Фалконер

– Да, великий владыка. Он скрепил это письмо твоею печатью и велел мне доставить его шаху Тахмаспу.

Сулейман знал, что ловушка захлопнулась. Он что угодно мог бы простить Ибрагиму, но только не это. Если бы Рустем донес ему на визиря частным образом, он бы еще мог изыскать какое-нибудь извинение. Но теперь, когда случившееся предано огласке, такая возможность для него закрыта.

– Почему ты не исполнил его приказ и не доставил это шаху? – спросил он.

– Господин мой, я знаю свой долг и выполняю его. Я не мог себе позволить предательства. Ведь я твой верный слуга.

– Султан перед тобою в превеликом долгу, – выдавил он из себя, уставившись на смятый пергамент у себя в кулаке. – Как движется кампания?

– Шаха с его войском никто так в глаза и не видел, – разве что навозный след их коней. Аги призывают Ибрагима идти на Багдад, но он их не слушает. Говорит, что лишь ему одному известно, как добиться победы. Говорит, что так было, есть и будет всегда.

По палате разнесся всеобщий вздох. «Как смеет Рустем говорить подобное?» – поразился Сулейман. Повторяет эти гнусные наветы перед всеми таким тоном, будто это цифры из какой-нибудь учетной ведомости.

– Ну а как насчет боевого духа моей армии?

– Воины ропщут, что не ты во главе них. Дескать, без тебя им победы не добиться. Янычары так и вовсе полагают, что Ибрагим нарочно ведет их подальше в горы на верную гибель.

Сулейман смотрел на медленно оседающую в желтых солнечных снопах пыль. Позади него высоко в стене было то грозное окно, сидя у которого он частенько подсматривал тайком за тем, что происходит в Диване. Как бы ему хотелось и теперь быть там – и молча взирать сверху вниз на то, как кто-то другой выносит ужасное решение, которое прямо сейчас должен, наконец, вынести он сам.

Глава 58

Хюррем неслышно вошла, раздвинув вельветовый занавес, и опустилась перед ним на колени. В кои-то веки она приветствовала его без тени улыбки на лице. Поцеловав Сулейману руку, она приложила ее к своей щеке.

– Ты знала?

– Да, мой господин.

– Откуда?

– Нашептали в гареме.

– Откуда только в гареме узнают обо всем, что творится, раньше меня?

– Я, едва раздвинув занавес, увидела твое лицо и поняла, что то, о чем шепчутся, – правда.

Сулейман погладил ее по волосам, и его лицо смягчилось.

– И что мне теперь делать?

– Можно мне взглянуть на письмо, мой господин?

Скомканный пергамент был по-прежнему у него в кулаке. Хюррем осторожно разжала его пальцы, взяла и расправила письмо. Размазанный и залитый потом из его ладони текст теперь читался с трудом. Но подпись была вполне разборчива:

Ибрагим, сераскир-султан.

«Ай да Рустем», – подумала она. Аббас с выбором не ошибся. Редкостный гений интриги!

– Просит шаха о мире от твоего имени, – сказала она.

– Это же безумие! И что только его сподвигло на такое?!

– А этому Рустему можно верить?

– Да это же просто чиновник. Он по недоумию считает, что сослужил мне этим добрую службу. А тут – акт измены, скрепленный моею личной печатью! Никакие обстоятельства или провокации не оправдывают того, кто посмел назваться, а тем более подписаться султаном. Это измена!

– Но он же твой друг.

– Он мне много больше, чем друг. А потому случившееся еще более непростительно.

– Не торопи события, остынь немного, мой господин.

Сулейман покачал головой.

– Ты нынче, верно, единственная его заступница. У него тут вдруг отыскалось столько врагов, что я и представить себе не мог. Из всех крысиных нор дворца повылезли – и поносят его кто во что горазд.

«А вот я за него замолвлю слово, – подумала она, – чтобы потом, когда его голова будет гнить над дворцовыми вратами, ты памятовал о том, какая я добрая».

– Тебе нужно самому к нему отправиться.

Он кивнул.

– Я не могу пойти против себя и жестоко наказать его, Руслана. Это для меня все равно что вырезать самому себе сердце из груди.

– Значит, должен быть какой-то способ его простить.

Султан вырвал письмо у нее из рук.

– Разве этому есть прощение?! – Он вскочил на ноги и подошел к ближайшей свече, поднес письмо к пламени и, не отрываясь, смотрел, как сгорает дотла злополучный лист. – Ибрагим мне сам все расскажет об этом письме, собственными устами, когда я туда доберусь. Если он мне истинный друг, он от меня ничего не утаит. – Сулейман растоптал пепел подошвой.

Хюррем встала, обвила его руками и притянула его голову к своей груди.

– Хюррем, – сказал он, – что бы я без тебя делал?

– Ш-ш-ш, – шептала она ему, гладя по голове и сильнее прежнего презирая за слабость.

Глава 59

Сулейман с тремя сотнями конницы пересек Босфор и выехал из Ускюдара на восток по раскаленным равнинам Анатолии в сторону Азии. Его отряду предстоял целый лунный цикл выматывающей до сведенных мышц скачки по удушливой пыли.

Он вел свою кавалерию по следам Александра через сады инжира и оливковые рощи, поля хлопка и пшеницы. После Коньи началась пустыня, где солнце жарило и вовсе нещадно. Из признаков жизни на пути попадались разве что черные юрты кочевников да саманные стены караван-сараев.

Они миновали Эдессу, родину Авраама, где старики, сидя у пруда под сенью крепостной стены, кормили горохом священных карпов. Оттуда дорога пошла в горы, и резко похолодало. Бурую степь сменили голые скалы, изрезанные глубокими лощинами. Ветер трепал всадников и коней будто хлыстом. Бешеные шквалы налетали, казалось, из ниоткуда. Местность была пригодна для жизни разве что коз и овец да пасущих их курдов.

И шаха.

Они ехали по двенадцать часов в сутки, останавливаясь лишь для того, чтобы дать роздых изможденным коням. Наконец они добрались до Азербайджана.

Разведчики выехали вперед на поиск лагеря. Минул не один день, прежде чем, въехав на гребень, они увидели расположившуюся на плато внизу османскую армию. Сулейман, хотя и был утомлен сверх всякой меры, весь подтянулся, чтобы смотреться выше в седле, и пустился вниз по склону, чтобы снова взять командование воинством Всевышнего на себя.

Шатры были разбиты строго по линиям разграничения между родами войск и полками. Через равные промежутки были вырыты отхожие ямы. Лошади были должным образом собраны в загонах, а осадные орудия, фургоны с припасами и пушки выстроены в правильные ряды.

В лагере стояла тишина, поскольку драки, азартные игры и выпивка были под строгим запретом. Но, как только люди признали знамя султана с семью конскими